Виссарион Белинский - <Статьи о народной поэзии>

– – – —

Выдала меня матушка далече замуж,
Хотела матушка часто езжати,
Часто езжати, подолгу гостити.
Лето проходит, матушки нету;
Другое проходит, сударыни нету;
Третье в доходе, матушка едет.
Уж меня матушка не узнавает:
Что это за баба? что за старуха?
Я вить не баба, я не старуха,
Я твое, матушка, милое чадо.
Где твое девалося белое тело?
Где твой девался алый румянец?
Белое тело на шелковой плетке,
Алый румянец на правой на ручке:
Плеткой ударит – тела убавит,
В щеку ударит – румянцу не станет.

На горе стоит елочка,
Под горою светелочка,
Во светелочке Машенька.
Приходил к ней батюшка,
Будил ее, побуживал:
Ты, Машенька, пойдем домой!
Ты, Ефимовна, пойдем домой!
Я нейду и не слушаю:

Ночь темна и немесячна,
Реки быстры, перевозов нет,
Леса темны, караулов нет.

На горе стоит елочка,
Под горою светелочка,
Во светелочке Машенька.
Приходила к ней матушка,
Будила, побуживала:
Машенька, пойдем домой!
Ефимовна, пойдем домой!

Я нейду и не слушаю:
Ночь темна и немесячна,
Реки быстры, перевозов нет,
Леса темны, караулов нет.

На горе стоит елочка,
Под горою светелочка,
Во светелочке Машенька.
Приходил к ней Петр,
Петр, сударь, Петрович,
Будил ее, побуживал:
Машенька, пойдем домой!
Душа Ефимовна, пойдем домой!

Я иду, сударь, и слушаю:
Ночь светла и месячна,
Реки тихи, перевозы есть,
Леса темны, караулы есть.

…держал красну девицу за белы ручки
И за хороши за перстни злаченые,
Целовал, миловал, ко сердцу прижимал,
Называл красну девицу животом своим.
И проговорит девица душа красная:
«Ты надежа мой, надежа сердечной друг!
А не честь твоя, хвала молодецкая,
Без числа больно, надежа, упиваешься,
А и ты мной красной девицей похваляешься,
А и ты будто надо мной все насмехаешься».
Ему туто молодцу за беду стало,
Как он бьет красну девицу по белу ее лицу:
Он расшиб у девицы лицо белое,
Проливал у девицы кровь горячую,
Замарал на девице платье цветное.

Хорошо тому на свете жить,
У кого нет стыда в глазах,
Нет стыда в глазах, ни совести!
Нет у молодца заботушки,
В ретивом сердце зазнобушки!
Зазнобил меня любезный друг,
Зазнобил, сердце повысушил,
Без Краснова солнца высушил,
Без морозу сердце вызнобил.
Я сама дружка повысушу,
Не зельями, не кореньями,
Без морозу сердце вызноблю,
Без Краснова солнца высушу!
Схороню тебя, мой миленький,
В золеном саду под грушею;
Я сама сяду, послушаю:
Но стонет ли мать сыра земля,
Не вскрывается ль гробова доска,
Но встает ли мой сердечный друг?
Зарости, моя могилушка,
Ты травушкой, муравушкой!
Не достанься, мой любезный друг,
Ни девушкам, ни молодушкам,
Ни своей змее-полюбовнице!
Ты достанься, мой любезный друг,
Сырой земле, гробовой доске.

– – – —

Во сыром-то бору брала Маша ягодки: {203}
Она, бравши ягодки, заблудилася.
Заблудившись, приаукнулась:
«Ты, ay, ay! мил сердечный друг!»
– Не аукайся, моя Машенька:
За мной ходят здесь три сторожа —
Первый сторож – тесть мой батюшка;
Другой сторож – теща-матушка;
Третий сторож – молода жена.
Ты взойди-ка, взойди, туча грозная!
Ты убей-ко громом тестя-батюшку,
Молоньей ты сожги тещу-матушку;
Лишь не бей ты, не жги молодой жопы:
С молодох! женой сам я справлюся:
Я слезьми ее, слезьми вымочу,
Я кручинушкой жену высушу,
Во сыру землю положу ее;
А тебя, Машенька, за себя возьму.