Артюр Рембо - Пьяный корабль. Cтихотворения

Их обволакивал угар,

Когда мечтою азиатской

Влекли Сион и Кенгавар?

Нет, не на варварских базарах,

Не за молитвою святой

И не за стиркою загар их

Покрыл такою смуглотой.

Нет, это руки не служанки

И не работницы, чей пот

В гнилом лесу завода, жаркий,

Хмельное солнце дегтя пьет.

Нет, эти руки-исполины,

Добросердечие храня,

Бывают гибельней машины,

Неукротимее коня!

И, раскаляясь, как железо,

И сотрясая мир, их плоть

Споет стократно Марсельезу,

Но не «Помилуй нас, Господь!»

Без милосердья, без потачки,

Не пожалев ни шей, ни спин,

Они смели бы вас, богачки,

Всю пудру вашу, весь кармин!

Их ясный свет сильней религий,

Он покоряет всех кругом,

Их каждый палец солнцеликий

Горит рубиновым огнем!

Остался в их крови нестертый

Вчерашний след рабов и слуг,

Но целовал Повстанец гордый

Ладони смуглых этих Рук,

Когда любви мятежной сила

В толпе, куда ни поглядишь,

Их, побледневших, проносила

На митральезах сквозь Париж!

О Руки! Нынче на запястьях

У вас блестит, звеня, металл.

Мы раньше целовали всласть их —

Теперь черед цепей настал.

И не сдержать нам тяжкой дрожи,

Не отвести такой удар,

Когда сдирают вместе с кожей,

О Руки, ваш святой загар!

Прекрасный юноша, герой широкоплечий,

Со смуглой кожею и взором огневым,

Тот, кто сумел бы стать неслыханным Предтечей

В далекой Персии, простертой перед ним;

Еще неискушен, несдержан, не обужен

Ничем, но увлечен подспудной новизной,

Как юный вал морской, на ложе из жемчужин

Раскипятившийся под летнею грозой, —

Прекрасный юноша измерит бездну злобы

И мерзости людской, и примется взывать,

Израненный, к сестре, к спасительнице, чтобы

Ее сестрою милосердия назвать.

Но, Женщина, тебе, о ненасытный потрох,

Не стать такой Сестрой, и не обманут взгляд

Ни ночь твоих бровей, ни тень пушка на бедрах,

Ни пальцы легкие, ни груди, что блазнят.

Ты спишь, открыв глаза, ослепшая навеки,

Но тщетно мы к тебе стараемся припасть:

Ты – млекогрудая, а молишь нас о млеке,

И это мы тебя укачиваем всласть.

За всю мороку, что тебе досталась в прошлом,

За каждый обморок, за ненависть и ложь,

Зла не держащая, ты все же воздаешь нам —

Всей кровью месячных до капли воздаешь!

Несчастный в ужасе; об этом тяжком грузе

Он вовсе не мечтал и, жаждущий высот,

Спешит на зов судьбы – припасть к зеленой Музе,

От Справедливости он соучастья ждет.

Но эти две Сестры – соперницы докуки,

Всю душу изглодав, исчезнут без следа,

И горестным лицом в кормилицыны руки

Природы благостной уткнется он тогда.

И что ж? Ни магии, ни вере не по силам

Беднягу исцелить, утешить гордеца,

И в одиночестве унылом и постылом

Он ждет безропотно грядущего конца, —

Все грезы перебрав и тихо встав у гроба,

Все в мире истины пройдя за пядью пядь,

К тебе, о Смерть, к тебе он обернется, чтобы

Тебя сестрою милосердия назвать!

А – черное, И – красное, О – голубое,

Е – жгуче-белое, а в У – зеленый цвет.

Я расскажу вам все! А – черный панцирь бед,

Рой мух над трупом, море тьмы ночное.

Е – парус белый, белый блеск побед,

В алмазах снег, сиянье ледяное,

Пух одуванчика! И – жало злое,

Усмешка губ, хмель крови, алый бред.

У – дрожь зеленых волн и вздох кручины;

Зеленые луга; упрямые морщины

Твои, алхимик, сумрачного лба…

О – звонкая архангела труба:

Она пронзает скрежетом – пучины!

Омега… Синие – твои глаза, Судьба!

Розовослезная звезда, что пала в уши.

Белопростершейся спины тяжелый хмель.

Краснослиянные сосцы, вершины суши.

Чернокровавая пленительная щель.

Как проглотив аршин, являя строгий норов,

Сидел он, златолик; а я твердил в поту:

«Ты хочешь созерцать сверканье метеоров?

Жужжанье млечных звезд подслушать на лету?

Учуять бег планет в безмолвии просторов?

Твой лоб ночная блажь изрыла, словно крот.

Святой, вернись под кров и помолись прилежно,

Умильно покривясь, прикрой ладонью рот;

А блудный твой клеврет толкнет тебя небрежно —

Скажи: подале, брат! я сломлен, я урод!»

Святой остался прям – от сокровенной боли