Сегодня утром прямо над фок-реем {432}видел звезду, первую с начала мая. Экипаж недоволен, многие хотят вернуться домой к началу сезона сельди, в это время на шотландском берегу рыболовам всегда хорошо платят. Пока их недовольство выражается только в хмурых лицах и злых взглядах, но сегодня днем второй помощник сказал, что они думают послать к капитану депутатов с объяснением причин своего недовольства. Не думаю, что он согласится их принять: характер у него вспыльчивый, и он не потерпит никаких посягательств на свои права. Попробую после обеда поговорить с ним об этом. Давно заметил, что от меня он спокойно воспринимает то, чего не потерпел бы от других членов команды. Со штирборта {433}виден остров Амстердам у северо-западной оконечности Шпицбергена {434}– голые острые вулканические камни в белых рубцах (следы ледника). Как удивительно осознавать, что сейчас вокруг нас до самого датского поселения на юге Гренландии, наверное, нет ни одного живого человека. Это добрых девятьсот миль по прямой. Капитан взял на себя большую ответственность, когда рискнул привести сюда свое судно. В это время года ни один китобой еще не оставался в этих широтах так долго.
Девять вечера. Разговаривал с капитаном Крейги. Хоть результат разговора вряд ли можно назвать удовлетворительным, по крайней мере, он выслушал меня молча, не перебивая. Когда я закончил, на лице капитана появилось выражение железной решимости (я часто вижу его таким), и несколько минут он расхаживал по своей узкой каюте. Сначала я подумал, что мои слова сильно обидели его, но он рассеял мои сомнения, когда снова сел и положил мне на плечо руку, мягко, словно хотел утешить. В его холодных темных глазах я тоже заметил какую-то чуткость, доброту, чему сильно удивился.
– Послушайте, доктор, – сказал он. – Я очень жалею, что взял вас с собой… Поверьте, я говорю искренне… Я не пожалел бы пятидесяти фунтов, лишь бы увидеть вас сейчас стоящим в Данди {435}на набережной, где вам ничто не угрожает. На этот раз меня ждет либо громкий успех, либо полный провал. К северу от нас есть киты. Не смейте качать головой, сэр, я сам видел их с мачты, – неожиданно в приступе гнева вскричал он, хотя я не заметил, чтобы хоть чем-то выразил сомнение. – Двадцать две спины за столько же минут, не сойти мне с этого места! И там не было ни одного меньше десяти футов [36]. Доктор, неужто вы думаете, что я оставлю это место, когда меня от цели отделяет всего одна чертова полоса льда? Если завтра подует с севера, мы забьем судно уловом и уберемся отсюда, прежде чем начнутся холода. Если подует с юга… Но команде платят за риск, а мне наплевать, что будет со мной, потому что с тем светом меня связывает больше, чем с этим. Признаюсь, жалко мне только вас. Жаль, что сейчас здесь вы, а не старик Ангус Тэт, который плавал со мной в прошлый раз. Того хоть никто не ждал на земле, а вы… Вы, кажется, как-то сказали, что у вас есть невеста, верно?
– Да, – я раскрыл медальон, висевший у меня на часовой цепочке, и показал ему портретик своей Флоры.
– Черт бы вас подрал! – вдруг заорал он и вскочил со стула. От охватившего его чувства у него даже затряслась борода. – Да какое мне дело да вашего счастья? Что мне до нее, зачем вы машете ее фотографией у меня перед глазами?
Мне даже показалось, что он готов был ударить меня, но с очередным проклятием он распахнул дверь каюты и бросился на палубу. Я остался сидеть на месте, гадая, чем мог вызвать этот приступ бешенства. Впервые он повел себя со мной грубо, раньше всегда был добр и вежлив. Я и сейчас слышу, как возбужденно он расхаживает по палубе у меня над головой.
Нужно бы описать этого человека, но с моей стороны эта попытка была бы слишком самонадеянной, поскольку мое собственное представление о нем слишком расплывчато и неопределенно. Порой мне казалось, что я нашел к нему ключ, но всякий раз он полностью разрушал все мои заключения, выставляя себя в совершенно новом, неожиданном свете. Вполне может статься, что, кроме меня, этих строк не увидит ни один человек, и все же в качестве психологического этюда я попытаюсь обрисовать характер капитана Николаса Крейги.
Внешняя оболочка человека обычно соответствует заключенной в ней душе. Капитан высок и подтянут, у него смуглое и привлекательное лицо. Он имеет любопытную привычку подергивать то руками, то ногами, но я думаю, это от нервности либо просто от переизбытка энергии. Линия подбородка и общий контур лица у него решительные и мужественные, но больше всего обращают на себя внимание глаза. Темно-карие, почти черные, яркие и проницательные. В их взгляде я замечал странную смесь беспечности с чем-то, что, как мне иной раз казалось, имело больше общего с ужасом, чем с каким-либо иным чувством. Как правило, первое преобладает, но случается, особенно когда его охватывает задумчивое настроение, что затаенный страх словно выливается наружу, и тогда все лицо его принимает совершенно иной вид. Именно в такие минуты капитан бывает особенно склонен к вспышкам ярости, и, мне кажется, он понимает это, поскольку иногда закрывается в своей каюте и никого не допускает к себе, пока неспокойная пора не минует. Спит он плохо, иногда я слышу, как он кричит во сне, но его каюта расположена довольно далеко от моей, поэтому слов разобрать не могу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу