Мери Элизабет Додж - Серебряные коньки

– Верно, верно! – подтвердил Рафф. – И Ганс, и Гретель должны ходить в школу.

– Очень рад, что вы так думаете, – сказал Петер, – и еще более рад, что вы выздоровели.

– Да, теперь я, слава Богу, здоров и могу работать по-прежнему.

В это время Ганс написал что-то на уголке старого календаря, который висел около камина.

– А ведь я опять забыл это имя, Ганс, – с испугом сказал Рафф. – Фигс… Вигс… Нет, не помню!

– Не беспокойся, отец, я уже записал его, – ответил Ганс и прибавил, обращаясь к Петеру: – Мне нужно сегодня же побывать в городе…

– С какой стати идти сегодня? – воскликнула Метта. – Успеешь и завтра, если выйдешь пораньше утром.

– Нет, до завтра откладывать нельзя, – возразил Рафф. – Он должен отправиться сегодня.

– Как хочешь, Рафф, – с улыбкой сказала Метта. – Ведь Ганс не только мой, но и твой сын… Видите, молодые господа, какая у меня беспокойная семья!

– Вот твой ремешок, Ганс, – вполголоса проговорил Петер. – Благодарю тебя за услугу: ты поступил великодушно и сделал мне большое одолжение. Я никогда не забуду этого. Только когда мы побежали в третий раз, я понял, как мне хотелось стать победителем!

Ганс покраснел и растерялся, не находя слов.

– Ничего, ничего, мингер! – воскликнула Метта, стараясь выручить его из неловкого положения. – И Ганс от всего сердца желал того же; я знаю, что желал!

– К тому же я ничего не потерял, отказавшись от состязания, – сказал Ганс. – Я почувствовал с самого начала какую-то тяжесть и неловкость в ногах. У меня не могло быть никакой надежды на успех: за последнее время я отвык от металлических коньков.

– Ну, я смотрю на это иначе, – сказал Петер.

Ламберт кашлянул и взглянул на него, как бы напоминая, что им пора идти, а Бен положил на стол какой-то сверток.

– Ах, я и забыл о поручении, которое мне дали! – воскликнул Петер. – Твоя сестра, Ганс, убежала так быстро после того, как получила коньки, что мефрау ван Глек не успела отдать ей футляр от них.

– Ай-ай-ай! Какая невежливая девочка! – сказала Метта, качая головой и с упреком глядя на Гретель, но думая в то же время, что едва ли на свете много матерей, у которых были бы такие славные дочки.

– Нисколько! – ответил, смеясь, Петер. – Она поступила вполне естественно. Очень понятно, что ей хотелось поскорее показать свои сокровища вам. Всякий сделал бы то же самое на ее месте… Ну, мы не станем задерживать тебя, Ганс, – прибавил он.

Но Ганс уже не слышал его. Он наклонился к отцу и не спускал с него глаз.

– Томас Гигс! – вполголоса говорил Рафф. – Да, Томас Гигс – вот имя! Ах, если бы мне припомнить и название города!

Необыкновенно изящный футляр для коньков был из красного сафьяна с серебряными украшениями. Он был выложен внутри бархатом, а в уголке было клеймо с адресом и фамилией хозяина мастерской.

Гретель поблагодарила Петера и, с восторгом глядя на футляр, стала осматривать его со всех сторон.

– Его сделал мингер Бирмингем, – сказала она.

– Бирмингем! – воскликнул Ламберт. – В Англии есть такой город. Покажи-ка мне!

– Немудрено, что ты ошиблась, – сказал он, наклонившись к огню и пристально рассматривая клеймо. – Ящичек сделан в Бирмингеме, а фамилия напечатана такими маленькими буквами, что ее трудно прочитать… Нет, я не могу разобрать!

– Дай, я попробую, – вмешался Петер. – По-моему, буквы совершенно ясны. Т … О … Да, первая буква Т …

– Ну, если ты будешь читать таким образом, то мы немного узнаем! – воскликнул Ламберт. – Т и О будет ТО . А что же дальше?

– Постой… ТО … ТО … Томас Гигс – вот что!.. А теперь идем: мы задерживаем Ганса.

Он обернулся, чтобы проститься с добрыми хозяевами, но вдруг остановился. Что это с ними сделалось? Рафф и Ганс вскочили и с изумлением глядят на него. У Гретель какой-то дикий вид; Метта, держа в руке незажженную свечу, мечется из стороны в сторону и кричит:

– Ганс, Ганс, где твоя шапка?.. Скорее! Скорее!

– Бирмингем! Гигс! – воскликнул Ганс. – Ведь вы сказали «Томас Гигс»! Ну, значит, мы нашли его… Я должен сейчас же идти!..

– Видите, молодые господа, – пробормотала Метта, схватив с кровати шапку Ганса. – Мы… мы знаем его. Он наш… впрочем, нет… Я хочу сказать… Ах, Ганс, ты должен сию же минуту бежать в Амстердам!

– До свидания! – сказал Ганс, лицо которого сияло от радости. – Извините меня, мне нужно идти… Бирмингем, Гигс! Гигс, Бирмингем!

Мать подала ему шапку, Гретель – коньки, и он исчез.