Софья Сегюр: Сестра Грибуйля

– Пора, – сказал кюре, – отправляться за бедной Каролиной. Оставайтесь с ним, его душа чиста, и кажется, он вновь обрел ясность разума, которой ему недоставало.

Капрал сел возле друга, который с улыбкой протянул ему руку:

– Друг мой, – произнес умирающий, – мне лучше… я меньше задыхаюсь; в голове произошло что-то важное; я теперь яснее осознаю счастье умирать за вас; и мне кажется, что я воздаю дорогой Каролине все, чем ей обязан… Мысль, что я оставляю ее на ваших руках, делает расставание легким… и оно не продлится долго… потому что и вы придете ко мне и навеки останетесь со мной, и с Господом, и с мамой, которая меня ждет… Будьте тут, рядом, мой добрый друг… не покидайте меня больше… это ненадолго.

Капрал взял руки Грибуйля и крепко сжал их в своих руках. Не прошло и получаса после ухода кюре, когда дверь вновь отворилась; бледная, залитая слезами Каролина стремительно вбежала в комнату и, бросившись на колени у смертного ложа, обхватила брата дрожащими руками. Рыдания не давали ей произнести ни слова. Грибуйль отвечал ей поцелуями и, улыбаясь, сказал:

– Не плачь, Каролина; я рад, я счастлив; ты ведь знаешь, что я мечтал умереть; я не оставляю тебя одну; я поручаю тебя названому брату… Прошу тебя, дорогая сестра: будь его женой; он также попросит тебя об этом, пообещай мне это, Каролина. Друг мой, скажите ей… Каролина, я скоро умру; скажи «да».

Капрал подошел к Каролине, та вместо ответа протянула ему руку, в то время как Грибуйль сжимал другую своей рукой.

– Каролина, – сказал капрал взволнованным голосом, – я клянусь моему бедному умирающему брату посвятить вам всю мою жизнь и сделать ваше счастье моей главной и самой дорогой целью.

– Каролина, ты ничего не отвечаешь, – с тревогой прошептал Грибуйль, – скажи, ты его любишь, ты будешь его женой?

– Я люблю его и буду его женой, – отвечала Каролина едва слышным голосом.

– Спасибо, Каролина, спасибо… прощай, сестра… благослови меня… Прощайте, брат мой… господин кюре… где он?.. Я больше ничего не вижу.

– Я здесь, с вами, дитя мое, – сказал кюре, который вошел вслед за Каролиной и готовил елей для церемонии соборования.

Было ясно, что к Грибуйлю вернулся весь прежде недостававший ему разум; он проявлял лучшие религиозные чувства, продолжал утешать Каролину и капрала и попросил позвать Дельмиса; капрал поспешил исполнить волю умирающего. Узнав об жутком ночном происшествии и о просьбе Грибуйля, г-н Дельмис немедленно последовал за капралом. Грибуйль был еще жив, еще мог говорить, но его дыхание все чаще прерывалось, речь замедлялась, голос слабел. Он узнал г-на Дельмиса.

– Спасибо, сударь… спасибо… что пришли… Я вас любил… я вас… часто… выводил из терпения… простите… простите… Попросите… мадам… чтобы она меня простила… Дайте мне… руку… в знак… прощения.

Г-н Дельмис, слишком взволнованный, чтобы говорить, молча протянул ему руку; Грибуйль поднес ее к губам, несколько раз поцеловал; потом взял руки Каролины и капрала, соединил их в своих и так же поцеловал.

– Все… кончено… – произнес он задыхающимся голосом. – Боже мой!.. приложите к губам… мамино… распятие… Хорошо… Прощайте… до свидания… Каролина… брат мой… господин кюре… господин Дельмис… Иисусе!.. Господь!.. Я иду… мама… Я иду!

Грибуйль вздохнул, последним судорожным движением прижал распятие к сердцу и вручил Богу свою невинную душу.

Все присутствующие оставались коленопреклоненными у смертного ложа. В течение несколько минут были слышны лишь рыдания Каролины и молитвы кюре, повторяемые г-ном Дельмисом и капралом. Священник встал, с нежностью взглянул на ласковое и спокойное лицо усопшего, дал безжизненному телу последнее благословление, помог Каролине подняться и передал ее в руки защитника, которому поручил ее любимый брат. Она не противилась движению кюре и, послав последнее целование и последний взгляд бедному Грибуйлю недвижно застыла без сознания в объятиях единственного друга, оставшегося ей на этом свете.

– Господин кюре, куда отнести бедное дитя? – с тревогой произнес капрал. – Мне нельзя идти с ней к себе и нельзя оставить ее здесь.

– Пока она в беспамятстве, отнесите ее в сад, на воздух, – отвечал кюре; – а как станет получше, я отведу ее к себе.

КАПРАЛ. – Спасибо, господин кюре, сто раз спасибо! Где ей может быть лучше, чем у вас? То, что вы делаете для нее, это все равно, что для меня, и я за это буду вам признателен до конца жизни.

КЮРЕ. – Лучшее доказательство признательности – это сделать счастливой Каролину и возлюбить Господа, друг мой.