Софья Сегюр - Сестра Грибуйля

ГРИБУЙЛЬ. – Правда? Ты не будешь тут сидеть? Ты не будешь плакать?

КАРОЛИНА. – Конечно, нет; я буду спать до пяти часов утра, как обычно. Ступай, Грибуйль, ступай, дружок; помолись и ложись. Молись за маму, – добавила она, целуя его.

Грибуйль, успокоенный за сестру, уставший за день, не противился и поступил, как сказала Каролина. Через несколько минут он глубоко спал.

Когда Каролина вернулась в комнату матери, она застала кюре в молитве за упокой души, которая только что предстала перед Господом и получала награду за веру, терпение и смирение. Ее муки длились лишь несколько лет – а счастье будет длиться вечно.

При виде недвижной бездыханной матери из груди Каролины вырвался крик, и, бросившись на колени, она дала волю слезам. Кюре пережидал первый взрыв горя; увидев, что рыдания стали затихать, он взял девушку за руку и, поставив на колени перед распятием, на котором остановился последний взгляд матери, произнес голосом, полным любви и нежности:

– Мое бедное дитя, возблагодарите Господа за то, что он окончил страдания вашей матушки, просите, чтобы он дал вам силы справиться с одиночеством и лишениями. Помните, что милосердный Господь всегда с вами; если он посылает вам испытания, то это для того, чтобы искупить ваши грехи и достойнее вознаградить ваше послушание, смирение, преданность.

КАРОЛИНА. – Я знаю, господин кюре, я знаю! Но матушка, бедная матушка! Я остаюсь одна…

КЮРЕ. – Нет, не одна, дитя мое. Вам остается выполнить долг, великий долг: тот, что завещала ваша матушка. Вы остаетесь единственной поддержкой, единственной опорой вашего брата… Господь поможет вам, ибо задача трудная.

КАРОЛИНА. – Увы! да; мне поручен брат!.. Мой брат!.. Да укрепит меня Господь, потому что я чувствую, что мои силы слабеют.

КЮРЕ. – Он укрепит вас, дитя мое. Не сомневайтесь в его доброте, и что бы он вам ни послал, принимайте с благодарностью.

КАРОЛИНА. – Я постараюсь, господин кюре, я постараюсь… Да свершится его святая воля, а не моя!

Постаравшись утешить и подбодрить Каролину, добрый кюре сказал ей:

– Мое дорогое дитя, вам не следует оставаться наедине с бездыханным телом вашей матушки; я отправлюсь домой и пошлю вам старую Нанон, которая умеет обряжать и отпевать покойников. Завтра рано утром я навещу вас и устрою все, что требуется для похорон. Ни о чем не беспокойтесь; молитесь за матушку, молитесь за вас; положитесь на доброту всемогущего Отца. Прощайте, дитя мое, до свидания, и да покоится благословение божье на вас и на вашем доме!

Кюре дал последнее благословение матери и дочери и вышел из дома. Оставшись одна, Каролина не пыталась больше сдерживаться и, несмотря на смирение перед Божьей волей, со всей полнотой чувств предалась горю. Ее стоны и рыдания разбудили Грибуйля, хотя она из предосторожности плотно закрыла дверь.

Услышав плач сестры, он поднялся, наскоро оделся, тихонько приоткрыл дверь и обнаружил коленопреклоненную Каролину. Обратив к распятию залитое слезами лицо, она обессиленно уронила на колени скрещенные руки.

– Каролина! – произнес он с упреком.

Каролина поспешно утерла слезы, но не поднималась.

– Каролина! Ты меня обманула! Я спал, потому что поверил твоим словам!.. Каролина! Ты огорчена! Почему ты плачешь?

Каролина указала на безжизненное тело матери и произнесла еле слышно:

– Она умерла!

Грибуйль подошел к постели матери и внимательно посмотрел на нее.

– Она больше не страдает! – сказал он; – нет, не страдает… гляди, какое спокойное лицо. Она правду говорила… «Когда я умру, – сказала она мне, – я буду очень счастлива, я буду жить вместе с Господом, святой Богородицей и ангелами»… Правда, она счастлива… Слушай, мне кажется, что она улыбается.

Грибуйль послал ответную улыбку тому, что принял за улыбку матери и, обернувшись к сестре, спросил:

– Почему же ты плачешь, раз она счастлива? Тебе что, не нравится, что она счастлива?

КАРОЛИНА. – О, братец, подумай только, ведь мы ее больше не увидим, не услышим ее голоса, не сможем ничего больше сделать для нее.

ГРИБУЙЛЬ. – Мы можем молиться, как сказал господин кюре. Мы не услышим больше, как она стонет и жалуется, не увидим больше, как она страдает; что, тебе приятнее ухаживать за ней, чем знать, что она счастлива? Вот странно!.. Я-то думал, что ты ее очень любила.

КАРОЛИНА. – Вот потому что я ее любила, я и плачу.

ГРИБУЙЛЬ. – Ну и глупо так любить. Плакать, потому что мама счастлива без тебя! Плакать, потому что она больше не страдает рядом с тобой!