Эрнст Гофман - Зловещий гость (сборник)

Мы вошли в комнату барона, дверь которой он запер. Он стал порывисто ходить по ней, скрестив руки за спиной, потом остановился передо мной и повторил:

– Мне нужно поговорить с вами, молодой человек.

Ко мне вернулось мужество, и я сказал, повысив голос:

– Надеюсь, речь ваша будет такова, что я смогу выслушать ее без ущерба для своего достоинства?

Барон взглянул на меня удивленно, будто меня не понял, потом мрачно посмотрел в пол, заложил руки за спину и снова начал ходить по комнате. Он взял какое-то ружье и прошелся по его дулу шомполом, точно желая убедиться, заряжено оно или нет. Кровь закипела у меня в жилах, я схватился за нож и пошел прямо на Родериха, желая лишить его возможности напасть на меня.

– Прекрасное оружие, – воскликнул барон, убирая ружье обратно в чехол.

Я отошел от него на несколько шагов, но барон снова ко мне приблизился, затем хлопнул меня по плечу, сильнее, чем я мог ожидать, и сказал:

– Я, должно быть, кажусь вам возбужденным и расстроенным, Теодор! Это действительно так: прошлой ночью меня одолевали тысячи страхов. Нервный припадок моей жены был неопасен, теперь я это вижу, но здесь, в этом замке, где поселился мрачный призрак, я ожидаю самого худшего, и, кроме того, она впервые здесь заболела. Вы, вы одни в этом виноваты!

– Я не имею ни малейшего представления о том, как это могло произойти! – ответил я невозмутимо.

– О, – продолжал барон, – о, если бы этот проклятый музыкальный ящик разлетелся на льду на тысячу кусков, о, если бы вы… но нет, нет! Это должно было произойти, и я один во всем виноват. Я должен был в ту минуту, как вы заиграли в комнате моей жены, сказать вам о положении вещей и состоянии баронессы…

Я хотел что-то вставить.

– Дайте мне договорить! – воскликнул барон. – Я должен с самого начала изменить ваши суждения. Вы считаете меня суровым человеком, презирающим искусство? Я вовсе не таков. Лишь одно соображение заставляет меня по возможности гнать отсюда такую музыку, которая действует на всякую душу, а также, конечно, и на мою. Знайте, что жена моя страдает повышенной впечатлительностью, которая может в конце концов лишить ее всех радостей жизни. В этих страшных стенах она пребывает в состоянии крайнего возбуждения, которое проявляется только иногда, но все же является предвестником серьезной болезни. Вы имеете право спросить, почему я не избавлю нежную женщину от необходимости оставаться в этом ужасном месте. Назовите это слабостью, но я не могу бросить ее одну. Я был бы совершенно не в состоянии делать что-либо в ее отсутствие: самые страшные картины всевозможных несчастий, случившихся с ней, не оставляют меня ни в лесу, ни в зале суда. И потом я думаю, что для слабой женщины эта жизнь может служить чем-то вроде укрепляющей ванны. Но вы! Вы методически терзаете мою жену своей игрой!

Барон произнес эти слова, повысив голос и сверкая глазами. Кровь бросилась мне в голову, я сделал порывистое движение в его сторону и хотел заговорить, но Родерих не дал мне этого сделать.

– Я знаю, что вы хотите сказать, – начал он, – я знаю это и повторяю, что вы были на пути к тому, чтобы убить мою жену, но я не стану больше винить вас в этом. Я сам должен был положить этому конец. Вот что вы сделали: вы взволновали мою жену игрой и пением, и вот, когда она носится по бездонному морю грез и предчувствий, которые вызвала своими злыми чарами ваша музыка, вы низвергаете ее в самую пучину ужаса рассказом о страшном призраке, дразнившем вас в зале суда. Ваш дядя обо всем мне сообщил, но я прошу, повторите мне все, что вы видели и слышали, чувствовали и предполагали.

Я взял себя в руки и спокойно рассказал обо всем с начала и до конца. Родерих лишь иногда издавал возгласы, свидетельствовавшие о его удивлении. Когда я дошел до момента, как почтенный старик с благочестивым мужеством восстал против призрака и изгнал его силой своего слова, барон молитвенно сложил руки, воздел их к небу и вдохновенно воскликнул:

– Да, он добрый гений, охраняющий наше семейство! Его бренное тело должно покоиться в фамильном склепе наших предков!

Я окончил свой рассказ.

– Даниэль! Даниэль! Что ты делаешь здесь в такой час? – пробормотал барон, расхаживая по комнате со скрещенными за спиной руками.

Наконец, он будто очнулся ото сна и, дружески взяв меня за руку, сказал:

– Вот что, милый друг! Вы должны исцелить мою жену, с которой вы, сами того не зная, сыграли такую дурную шутку. Только вы можете это сделать.