Роберт Бернс - Стихотворения (сборник)

Разряженных красавиц ходит ряд…
О чем они, однако, говорят?
Для них нет клеветы, нет сплетни неприличной,
И с любопытством, с жадностью обычной
Они скандалы ловят на лету,
А по ночам со взглядом воспаленным
Азартную игру ведут на чистоту,
В ущерб своим поместьям разоренным,
На карту ставя фермера гумно,
И горе бедняка развратникам смешно.
Конечно, не во всех такое развращенье,
Есть исключения, но я скажу одно,
Что очень редки эти исключенья…

Но солнце уж спустилось за горой,
И сумерки росли на небосклоне;
Жук зажужжал вечернею порой,
И замычали жалобно в загоне
Усталые коровы. Небеса
Синели, стали звезды разгораться…
Тогда, встряхнувши шерстью, оба пса
С мест поднялись, готовые сознаться,
Что человек несчастнее собак,
И разошлись, но порешили так,
Чтобы на днях опять им увидаться.

День и ночь – сутки прочь;
Так я век проживу.
Снится бедность мне в ночь, –
Нищета на яву.

Всем я людям чужой
И чужие все мне.
Только вечно со мной
Тень моя на стене.

Мне подруга верна, –
Я подругу ценю,
А изменит она, –
Так и я изменю.

Я спины никогда
Не согну ни пред кем; –
Только мне-то, нужда,
Спину гнешь ты зачем?

Есть много книг, в которых сплошь
От А до ижицы – все ложь.
Знавал и в жизни я вельмож,
Чья речь полна
Цитат из Библии, и все ж
В ней – ложь одна.

Но я хочу, должны вы знать,
Одну лишь правду рассказать.
И черта можно отрицать,
Покуда ночью
Не привелось вам увидать
Его воочью!

Я засиделся вечерком
С Горнбуком, старым звонарем.
Он и людей лечил притом.
(Для прокормленья
Заняться лишним ремеслом
Не преступленье!)

Домой я шел, чтоб лечь в постель,
Во мне шумел веселый хмель,
Но пьяным не был я, хоть эль
И был на славу;
Я всю дорогу помнил цель –
Не слечь в канаву.

Меж тем луна уже взошла
И на холмы свой свет лила.
В ту ночь рогов ее числа
Я счесть не мог:
О четырех она была,
Не то о трех.

За тем холмом, где поворот
К плотине мельничной идет,
Пришлось пустить мне палку в ход:
Я стал спускаться
И шаг за шагом лишь вперед
Мог подвигаться.

Как вдруг, с трезубцем и с косой,
Я вижу призрак пред собой.
Признаться, стал я сам не свой
От этой встречи,
Хоть был мне призрак роковой
Едва по плечи.

И вот ведь, странная черта:
Он был – совсем без живота,
А тощих ног его чета
Имела сходство
С двумя узлами из жгута.
Вот ведь уродство!

Я начал: – Смею ли спросить:
Мы только стали боронить,
А вы – хотите уж косить?
Но тень ни слова.
– Нам по дороге, может быть? –
Спросил я снова.

– Я Смерть! – сказал тогда скелет. –
Но не пугайся! – Я в ответ:
– Вы не за мной ли? Мой совет –
Не подходите!
Добром прошу вас! Если ж нет,
Вот нож, глядите!

– Приятель, спрячьте ножик свой!
К чему вам ссориться со мной? –
Сказала Смерть. – Мне вас долой
С земли убрать –
Легко, как плюнуть. Лучше в бой
Нам не вступать!

– Ну что ж, – сказал я: – по рукам!
Присядем здесь. Я рад вестям,
А их известно много вам;
По крайней мере,
Вы в эти дни то тут, то там
Стучитесь в двери.

– Да. Да, – кивая головой,
Сказала Смерть, – своей косой
Давно кошу я род людской,
Чтоб прокормиться,
И я, как люди, день-деньской
Должна трудиться.

Прошло почти шесть тысяч лет,
Как начала я чистить свет;
Со мною сладу людям нет,
И лишь теперь
Горнбук нанес мне сильный вред
И ряд потерь.

Ведь он (чтоб дьявол в порошок
Его скорее истолок!)
Во всех лечебниках знаток.
Совсем беда мне:
В меня и крохотный сморчок
Кидает камни!

Своим трезубцем и косой
Всегда справляюсь я с толпой,
Но сталь их сделали тупой
И бесполезной
Искусство лекаря с рукой
Его железной.