Василий Капнист - Ябеда

Послушай-ка: теперь вспадает мне на ум,
Ты помнишь ли, какой великий вышел шум
О векселе, что я велел на обороте
Подчистить?

Ах, сударь! в напрасной вы заботе:
Подчистил я один. Ответчик в спор вошел.
На и́стца своего он подозренье взвел,
Что надпись он скоблил о вексельной уплате,
А по законам вы решили спор сей кстати,
К уничтожению сей вексель присудя.

Так что ж? Ты виноват тут столько ж, как и я.

Притом не вексель мы ведь, сударь, подскоблили, —
Бумагу чистую.

Так чем вы согрешили?
Бумагу чистую неужли грех скоблить?
Великая беда!

Добро! ин так и быть.

Нет, это страх пустой, поверьте мне, божуся;
По делу Тяпкина я более боюся,
Чтоб нам какой-нибудь не вышло кутерьмы.
Из пасынка его в родного сына мы
Без дальних выправок в приказе превратили
И внуков истинных наследия лишили,
Всё их имение ему приговоря.

Нет, в этом деле нас, творца благодаря,
Закон сам от хлопот и от поклеп избавил, —
Ты помнишь ведь, мой друг, что Тяпкин в суд представил
От отчима письмо, в котором он его
Открыто признает за сына своего,
Возлюбленным его в нем сыном называет.

Вот на! Так тут ваш страх лишь чепуха пустая.
Когда покойник сам уж сыном звал,
Так, стало быть, он сын, кто б как ни толковал.

Притом же истину тут что бы нам открыло?
С покойника допрос уж брать поздненько было.

Вздор, милые мои! и суща чепуха.
Хоть человек всяк ложь, никто не без греха,
Но в этом правы вы, как ни суди кто строго,
И эдаких грехов, пожалуй, сыщешь много,
Но капитальнейших…

Я истинно не лгу,
Что больше этого припомнить не могу.

Приходит нечто мне теперь на помышленье.
Вы тяжбу помните за Простина именье,
За кое Праволов, совсем сторонним быв
И имя Простина в процессе позабыв,
Условясь хитростно, искал на Чужпродава,
Который не имел тож никакого права
К сему имению. А мы, не разобрав,
Чье спорное село, без дальних всех расправ,
В отлучку Простина, тем сей процесс решили,
Что тяжущимся двум чужое присудили,
Которое они делят уж пополам.
Что Простин возгласит, не понимаю сам.

Пускай он возгласит теперь уж что захочет.
Когда он о себе так мало сам хлопочет,
Так что за ну́жда нам о нем тут хлопотать?
Судьи мы. Долг наш есть лишь только то и знать,
Что на бумаге нам представят на сужденье.
Как сметь нам знать самим, что спорное именье
Не тяжущимся двум, тебе принадлежит?
На это надобен какой-нибудь нам вид,
А без сего решим, без дальних всех рассказов,
Процесс меж двух сторон по строгости указов.
Когда же оба спор лишь о чужом вели,
Как быть?

Зло сильно так возникло на земли,
Что спорит о чужом один, где два лишь спорят,
Так видно ли, когда два о чужом завздорят?

Какое диво тут?

Да полно, всё пустяк:
Ведь испугался он пустых насущных врак,
Которые ему дошли от Прямикова.

Как? Эта грозна весть от этого пустого
Враля к вам принеслась? Ну уж правдива весть!
Но как вы эту ложь могли за правду счесть?
И как чрез этого пустого вертопраха
Могли себе и нам нагнать вы столько страха?
Пристало ль это вам? По вашему ль уму
Поверить болтуну нахальному сему?
За вас, сударь, за вас мне, право, очень стыдно,
Ведь тут и самому простому глазу видно,
Что он хотел, сударь, вас только напугать,
Чтоб Праволову вы не смели помогать.

Нет, этим он меня ничуть не запугает,
Но всячина, мой друг, на свете ведь бывает.
Довольно простоты на кажда мудреца;
Умудряет бог иного и слепца.

Но этого, сударь, не умудрил, божуся.

Да что ты трус такой?

Я, право, не боюся;
Ты видела, что я уж написать велел.
Делец, голубушка, познается от дел.