Жизнь для жизни нам дана. Жизнь как стяжание мира, труда, рефлексии в чудесной форме ментальности личного сознания растет по мере изменения природы человечества, пронизываемой парадоксами быстротекущей жизни, сущность антиномий которых в личном плане становится собственным качеством по дару Святого Духа. Ведь Христос идет в пустыню не сам и не по своей воле, "…Дух ведет его в пустыню. И был он там, в пустыне сорок дней, искушаемый сатаною" (Мр.1,12-13).
Но если сатана искушает Христа, то ментальная сущность человека искушается не только великими социальными переворотами или всемирным владычеством, но и действием помыслов, а не мыслей, в которых есть все: и гнев, и печаль, и уныние, и тщеславие, и гордость, и чревоугодие, и страсти, и сребролюбие. Число таких помыслов все увеличивается и увеличивается, поскольку возникают парадигмы, т.е. смысловые связи между поисками выхода из природы самих умыслов, постигаемых природой сотворения Себя ради Себя, и внутренним пониманием смыла искушения: "Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих".
И отсюда "многоглаголание" и не только людей мира и труда, но и тех, кто возложил на себя пасторское служение от Бога человечеству…
И это первая антиномия в оценке "личного пути христианской веры и Соборного сознания".
Неуклонное исполненение всех заповедей, главные из которых "аскеза и молитва", имеют место во всех, даже нехристианских религиях. Известно, что в творениях и письмах святого епископа Игнатия (Брянчанинова) духовная жизнь мирянина и монаха оценивалась по разному и в учении о спасении и совершенстве, и в основах духовной жизни, и изучении творений святых отцов, и в покаянии, причащении Святых Христовых Тайн, и в молитве, проявлении любви к ближним, страхе перед Богом и любви к Богу, и учении об Иисусовой молитве.
Монашество как крайний христианский абсолютизм налагает на монахов особую, отличную от мирянина форму служения в учении о спасении, но ведь и "атеистический материализм" полагает жизнь для удовольствия, не замечая, что материализм есть исповедь смерти Души и существования ментальности только при жизни субъекта. Это прекрасно понимал апостол Петр, а потому на вопрос Спасителя: "не хотите ли и вы отойти от меня?", ответил предельно ясно: "Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали, и познали, что Ты Христос, Сын Бога Живаго" (Иоанн, 6, 67-69).
Вот почему вера во Христа начинается с любви к Христу, утверждается приятием в себе Воскресения Христова, развивается молитвой с упованием на Его помощь и следованию его призывам. Вот почему и в наше не менее трудное и противоречивое в духовном отношении время, когда православная и католическая сестры во Христе имеют между собой брань, а не согласие столь значителен подвиг служения Богу и образу Божию ѕ человеку.
Но образ, вид, форма от греческого слова и есть ИДЕЯ, как образ и вместе с тем мысль, заключенная в законченной категории, т.е. диалектическая мысль, предлежащая созерцанию Духа, подобно зерну, дающему в своем постепенном развитии плод, а затем снова зерно, в котором "человеческий дух в явлении и силою явления воспитывается до … духовного самосознания", поскольку Бог оставался абстракцией и, например, "Моисей вошел в Божественный мрак", а Христос пришел на Землю, явил свою Божественную благодать и веру в Единого Истинного Бога в Троице прославляемую реальной любовью. И всякий верующий и любящий Его получает жизнь вечную. И это есть явление формы алогичного Чуда, т.е. чуда, не имеющего алгоритмического истолкования и лежащего за пределами всякой рациональной системы знания, поскольку знание о непостижимости Неведомого Бога (Деян. 17, 23) дается благодатью ѕ "богодарованной премудростью, которая есть сила Отца", а с другой стороны "Бог непостижим и неоценим", поскольку познание "свойственно умственной природе", а "Сам Спаситель сказал: "….никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына…"(Мф.11,27). Если логическое, дискурсивное сознание не позволяет узреть образ-идею Бога на пути "личного спасения", то алогичный "метод Чуда" как отрицание отрицания образа Божия, т.е. самого человека, позволяет постигать апофатическим путем, т.е. путем окончательного отрицания, личную природу Бога, поскольку Христос сказал: "Никто не может придти ко Мне, если не дано будет ему от Отца Моего" (Иоанн, 6,65).
Этим заявлением Христа снимается по существу предыдущая антиномия между мирянами и монашествующими и открывается смысл Идеи апофатического богословия и интуиции менталитета ("Духоносности от Отца Моего").
Читать дальше