Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

Лебеду как подбросило, подхватив портки, он ринулся за печку.

– Э, хозяева, есть кто живой? – сказал один из вошедших в белевшей в полутьме овчинной папахе.

– Кого надо? – оправляясь, откликнулась Варвара.

– Четвертый Кабань-Никольский продотряд. Фамилие мое будет товарищ Бодунок, уполномоченный…

– Куды упал? – не разобрала Варвара.

– Кто?

– Который намоченный…

– А за прибаутки веселые плетей под юбку получить оченно даже просто, – рассердилась папаха. – Ты, что ль, хозяйка?

Она зажгла новую лучину. Разгоревшись, огонь осветил уполномоченного в полушубке и папахе и двоих в шинелях продармии.

– Короче, согласно приказа упродкома, предлагается тебе добровольно сдать хлебные излишки.

– Обратно лишки? – ахнула Варвара. – Иде ж на вас напасешься? Разверстку забрали, с детей малых по три пуда, да сена, а после обратно отряд, вроде как вы, ишо два куля увели, да просы, да картошек…

Бородач в буденовке, как завороженный, заглядывал куда-то ей за спину. Отодвинув ее, он шагнул вперед, схватил картошку. Его товарищи очутились у стола и стали молча запихивать в рот все, что попадалось.

Варвара, остолбенев, смотрела, как пустеют миски.

Бородач понюхал самогонку, налил и поднес уполномоченному:

– Хлеба у их нету, а самогонка пожалста…

– С бураку она, не с жита, – заметил бородач. – Орёлик, подбрось огурца…

Третий был румяный парнишка с пушистыми девичьими ресницами.

– Давыд Лукич, чего ты робеешь? – не выдержала Варвара. – Ступай покушай, покуда они все не подмели.

Все трое, как по команде, перестав жевать, обернулись к Лебеде, застывшему у печки.

– Кто таков? Покажь документ…

– Гляди не подавися, – насмешливо сказала уполномоченному Варвара. – Сосед до меня пришедши. Али запрещёно?

Покосившись на Лебеду, он ловко подхватил ртом горсть капусты.

– Сдай чего положено, блядовать после будешь. Сосед он али кто, пущай котится до своей хаты… Короче, с твово двора пять пудов хлеба, картошки три пуда и полсотни яиц.

Лебеда помедлил у порога и, оглянувшись на Варвару, вышел.

– Яичек соберу сколь есть да куль картошек, – сказала она. – А хлебушка у самих давно нету…

– Попу в бороду плакайся… – Уполномоченный разливал самогонку. – Не сдашь добром – будет тебе обыск и конфискация скотины. Да за варку самогона штраф…

Бородач на корточках подбирал грибы с полу.

– Глянь, опёнки с маслом наземь кидають! Им бы наш паёк, гадам…

В сарае парнишка разворошил сено и разглядывал землю, искал следы лопаты.

– Разорять-то зачем? – не утерпела Варвара. – Ох вы, дармоеды…

Уполномоченный Бодунок стоял посереди двора, уставясь вверх – под стропилами риги лазил бородач. Он спрыгнул, покачал головой:

– Пусто…

– Она думает, обдурила нас, как лопоухих баранов… А я по роже кулацкой чую – хлеб у ей есть! Тащи корову…

Когда Пеструху вывели из сарая, Варвара не выдержала и с криком вцепилась в бородача. Он ударил ее, она полетела в снег.

На кладбище за церковью ревет реквизированная скотина. Бабы облепили ограду, ругаются и плачут.

– Кобыла вон поросеночкя зашибла! – кричит баба продармейцу. – Тебе, обормота, глядеть за ими приставили, а ты ворон считаешь… Шугани кобылу-то!

– Куды ж ты их гоняешь, дурень! – говорит другая. – Сенца бы принес, ты накорми, а после гоняй…

Варвара не сводила глаз со своей коровы. Раскорячась и свесив голову книзу, оробевшая Пеструха косилась на оравших у нее под ногами гусей.

Пегий бычок-трехлеток носится среди могильных крестов, наводя страх на свиней и кур, то застывает как вкопанный, то бросается на ближайшую корову, лезет ей на спину.

– Матрена, уйми свово! – смеялись бабы.

– Вишь, приспичило ему, чорту, – улыбаясь, ворчала Матрена.

К калитке протиснулась запыхавшаяся баба в сопровождении бойца.

– Картошку сдала?

– Все как есть, истинный крест, кушайте на здоровье, сыночки…

Часовой слюнил карандаш, отмечал в бумажке:

– Которая твоя?

– У мине ишо кабанчик арестованный…

Ей выводят корову к воротам, ловят кабанчика. Бабы провожают ее завистливыми взглядами.

– А моя-то Рогулька… Не могу, серца обрывается! – всхлипывая, сморкается в юбку Крячиха.

Мимо прошел боец, она закричала ему:

– Хуч курей отдай, зараза!..

На площади стоят несколько саней, горят костры. Продармейцы греются у огня, кормят лошадей, грузят кули с хлебом. Бабы и старики, окружив продагента, говорят все разом, хватают его за грудки: