Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

Внизу за голыми тополями лежит большое степное село, вьются дымы над избами.

Хозяин, седоватый, еще крепкий мужик, мнет в руках лоскут ситца в цветочек, отодвинув невесток, идет к окну.

– Сколь у тебе есть? – строго спрашивает он.

– Вам сколь нужно?

В избе тесно от народа, шныряют ребятишки, поросята, старуха сидит на конике. С лежанки свесила ноги больная девушка с одутловатым лицом.

– В точь как у Саньки Оглобли юбка, – мечтательно говорит баба помоложе. – Только у ей тута лазоревое…

– И ничуточки, у ей вовсе огурцами, у Саньки…

– А посветлей нету?

– Ширшина какая?

– Аршин пять вершков, – сухо говорит Варвара.

– Аршин бы шашнадцать… – подняв глаза к потолку, прикидывает старшая невестка. – И бабам всем, и ребятишкам. Убогой я б рубаху справила…

– Да у ей столько нету, – бурчит хозяин. – Деньгами почем просишь?

– Какой ты, батюшка… – Она с досадой разматывает платок, перехватывает одеяло с ребенком. – Товар фабричный, не ндравится – к другим пойду…

Обе бабы с деланным безразличием смотрят на хозяина. Он хмурится.

– Вон Федька Сухоногий со Ржаксы приехал… За фунт масла аршин ситцу дають. А тута цельная скотина…

В сарае Варвара не могла налюбоваться на могучую холмогорку с пятном во лбу.

Старшая невестка отпихнула голенастого теленка и стала тормошить лежавшую на подстилке коровенку.

– Вставай, Пеструня, покажися… Пеструхой кличем. Пеструнюшка, ну куды собралася? Стой, сатана!

– Чегой-то она пужается?

– Дак обвыкнеть, не кошка…

– А энта? – Варвара показала на холмогорку.

– То Звездоня, красавица наша, надёжа…

Варвара похлопала коровенку по худой шее, та шумно вздохнула и отвернулась.

– И мосластая…

– Ай ты ее резать собралася? Молочко-то на, спробуй, энто ейное, Пеструхино утрешнее…

В горнице Варвара сказала:

– Хозяин пущай погуляють…

– Энто ишо зачем? – насторожился мужик.

Она переглянулась с бабами.

– Ступайте, батюшка, – засмеялась меньшая невестка. – Одёжу ей скинуть надоть. И Мишатку заберите.

– На мне товар, – подтвердила Варвара.

Хозяин, ворча, ушел с мальчишкой на двор.

Пока она разоблачалась, стаскивала с себя лысую овчину, до лоска вытертую плюшевую кофту, ребенок мяукнул и заворочался в одеяле. Старуха взяла его, потрясла, он раскричался.

– Горластый… Звать как?

– Кузьмой… – бормотала Варвара, кружась на месте волчком. – Его теперя нипочем не унять, исть хочеть.

Ситец разматывался, разноцветное сияние разлилось в горнице. Бабы ахали. Громыхнула дверь, Варвара в чем мать родила юркнула за печку, ворвался хозяин в панике, замахал руками:

– Заховать все! Накроють щяс! Мигом!

Тараторя все разом, бабы путались в ткани и натыкались друг на друга.

– Чортовы бабы! – шипел мужик свирепо. – Беспременно с вами вляпнешься…

В сенях топали, стряхивая снег, высокий военный и черный, как цыган, унылый мужик с портфелем.

– Малой-то откудова? – Мужик повертел головой, как будто принюхивался длинным крючковатым носом. – Ты, што ль, Михална, согряшила?

– Тьфу, дурак, – сказала старуха.

– Давно не видалися. – Молодая невестка повела плечами. – Соскучился, залётка?

Мужик прошелся по горнице, посматривая по сторонам недоверчиво, словно ждал подвоха, ткнулся за печку. На лавке, едва успев покрыться платком, Варвара совала грудь ребенку, а он выплевывал и ворчал.

– Кто такая? Чего тута позабыла?

– Ты ишо в чугуны к бабе нос свой поганый усунь, – рявкнул хозяин. – Крестница моя с Уварова, в гости проведать пришла…

Носатый постоял, не сводя с него проницательного унылого взгляда, и криво усмехнулся:

– Все брешеть. Чегой-то обтяпать собрался. Не сумлевайся, товарищ Калнынь, – обратился он к военному. – Тута их никто не обидить. Семья считаются середняцкая, а по правде – чистое кулачье. Коней в извоз держали…

– Обратно на постой? – Хозяин побагровел. – Нету такого закону, чтоб людям житья не давать! Куды я их дену? У меня своих цельная война!

И старуха подала голос:

– Обещалися, которые в Красной армии забратые, соли и карасину. А не дали нисколечки, омманули.

– У его меньшой в Красной армии, точно, – подтвердил носатый, обращаясь к военному. – Покуда не убег. А другой в лесу хоронится, с бандитами партизанить.

– Откуль ты знаешь, иде мой сын? – затрясся хозяин, вскакивая. – Отец родный не знаеть, с Петровок не видал! А ему леший докладаеть!

Пропустив военного, черный мужик задержался на пороге: