Ирина Цыпина - Лабиринт (сборник)

А тогда, в осеннем тумане, ополченцы шли колонной на восток. Шли молча пешком долгие километры, от перенапряжения даже не чувствуя усталости. За ними горел в огне их любимый город, горела их прежняя жизнь. А они даже не знали, что будет завтра с ними, с их близкими, со всем, что создано ими, что любимо и дорого. Вернутся ли когда-нибудь ещё в эти до боли родные места?

Сергеевым за годы войны предстояло вынести на своих плечах так много бед и лишений, что даже сегодня не хочется мысленно к этому возвращаться. Да и не было, наверное, семьи, которой бы не коснулась война. Свой дом они оставили в суете, без лишних сборов и прощаний. На хозяйстве остались домработница Лида и любимая овчарка Константина Рекс. Им некуда было бежать. Никаких ценностей у Сергеевых не было.

Ещё вчера они с лёгкостью тратили свои скромные деньги, не успев даже подумать о "чёрном" дне. Экономическая составляющая напрочь отсутствовала в их семье. Но "чёрный" день настал. Белый рояль виновато прощался с ними, беззвучно рыдая чёрно-белыми клавишами. Он тоже оставался, не зная, что будет с ним в захваченном врагами городе без любимых Сонечкиных романсов, без её гибких, всё понимающих пальцев, без вечерних чаепитий с гостями.

В вещмешки положили только самое необходимое: документы, несколько семейных фотографий, бельё, тёплые вещи и невесомое Сонечкино новое шифоновое платье (память о лучшем). А ещё – духи «Красный мак». Как символ довоенной жизни. Пряный, опиумный запах духов ещё долго волновал воображение, ведь в нём растворилась та, вчерашняя, призрачная и уже навсегда потерянная жизнь.

Судьба белого Бехштейна оказалась печальной. В оккупации в доме Сергеевых жили немецкие офицеры. Белый рояль под чужие пьяные голоса играл теперь бравурные марши типа Horst Wessel или Badenweiler. Он даже вспомнил немецкую речь, но и это не успокоило его. В звучании рояля появился надлом. Он вдруг потерял свой чарующий звук и захрипел, как простуженный пожилой актёр, который завтра уйдёт навсегда со сцены. И вскоре он ушёл из дома Сергеевых. Навсегда.

Через два страшных года оккупации под натиском Советской армии немцы срочно бежали, увозя с собой награбленное из разрушенного города. Даже странно, что в огне войны, в спешке и панике, отступая и предвидя поражение, практичные немцы думали об обогащении. Белый Bechstein немецкие солдаты погрузили на грузовик, аккуратно накрыли довоенными газетами и увезли в никуда. Так из дома Сергеевых ушла навсегда музыка.

Сергеевы вернулись в родной город в конце войны постаревшими и больными. Маша ещё была на фронте. Их встречал пустой полуразрушенный дом, где гулял холодный ветер. Жизнь давно ушла через разбитые окна, покосившиеся двери, зияющие щели в перекрытиях. Предстоял долгий путь к себе. Путь воссоздания того, что забрала, перечеркнула война так безжалостно и жестоко. Но можно ли реставрировать ушедшее время?

За годы войны Сонечка из прелестной, стильной дамы превратилась в пожилую невзрачную женщину с потухшим взглядом. Она почернела от непосильной работы. Поседели волосы. Из-за контузии пропал слух.

В момент возвращения у них не было ничего, даже самого необходимого. О, как могли помочь в самые тяжёлые дни проданные давным-давно фамильные украшения! Когда под Воронежем раненый Константин едва не умер в холодном коридоре госпиталя… Когда так нужны были лекарства, которых не было… Когда потом, в эвакуации, остались без крова… Когда голодали до галлюцинаций, а в это время на рынке эвакуированные снимали с себя колечки, серьги, часы и меняли на стакан сметаны… Когда часами стояли в очередях, получая по талонам скудный, чёрствый паёк… Когда ежедневно приходилось добираться до работы пешком, преодолевая километры по песку, через пустынные холмы и арыки под палящим, беспощадным солнцем… Когда вернулись на пепелище.

Но они выдержали! Они смогли! Они остались живы! А ещё, Сонечка и Константин часто вспоминали, как ни странно, сверкающий лаком белый довоенный рояль, который так празднично звучал когда-то в их доме. Но всё уже было в прошлом: и два изумительных обручальных кольца с бриллиантовой россыпью, и сверкающее жемчужное колье, и даже роскошный Бехштейн.

Кто написал этот сюр? Кто перетасовал придуманные сюжеты и реальность в одну человеческую судьбу? И почему он согласился? Так не бывает!

Сразу после многочасового перелёта, уставший и сонный, обалдевший от жары и экзотики, он вдруг решил, что эта ночная прогулка именно то, что так необходимо перед завтрашним днём, полным деловых встреч, интервью, записей на радио и ТВ, кулуарных дискуссий и бесконечных трапез с прекрасными винами и экзотическими деликатесами, сладкими речами, которым всегда не хватает логики и завершённости, но в которых мы всегда с готовностью увязаем, как в сладком сиропе из слов и фраз. Позже, анализируя все события этой необычной командировки, Лунгин никак не мог понять: «Ну почему он так поспешно решился тогда прийти именно в этот странный порт-мираж, почти Бермудский треугольник, того хамсинного, беспощадного лета?».