Ирина Цыпина - Лабиринт (сборник)

И римские легионеры со стальными обветренными лицами, с их диковинными турнирами и боями гладиаторов, с их нездешней жестокостью и варварской необузданностью победителей растворились в тумане пыльных столетий, растаяли, ушли за горизонт… И страсти еретиков, и боль заблудших, и ярость стоиков, и позднее раскаяние… И безрассудства, и искушения, расцвет и колониальная опустошённость – всё уже давно забыто и отцвело, всё исчезло на других берегах реки Леты. Всё превратилось в тлен, прах, призрак.

Но море, как и тогда, тысячелетия назад, пенилось и бурлило в тусклом фонарном свете ночи, источало горький колдовской запах водорослей, йода, рыбы и звало, притягивало, манило. В некогда шумном порту сонно покачивались на причале забытые яхты, хозяева которых изредка выходят в море. Заброшенные дома, в которых давно никто не живёт, пустыми глазницами выбитых окон смотрели, как незрячие, вдаль и кричали о помощи, искали своих обитателей, покинувших их, предавших навсегда. Ночью город-фантом был пуст и безмолвен. Но по каким-то неуловимым знакам Лунгин скорее чувствовал, чем понимал, что ночная жизнь, непонятная и чужая, притаилась где-то совсем рядом.

Ну почему он согласился? Почему подчинился чужой воле? Почему вместе с Валеркой крадётся сейчас в этой неприятной пугающей тишине, вместо того чтобы пойти в гостиничный ночной бар, выпить лёгкий коктейль и послушать какой-нибудь красивый джазовый блюз?

А тем временем на некоторых яхтах зажглись разноцветные лампочки, заискрились бенгальские огни, полилась томная музыка. Ночь, нежная и влажная, словно зазывала всё новых гостей своего недолгого праздника длиною в несколько предрассветных часов, когда слова и звуки обретают свой потаённый смысл, в котором столько мудрости и глубины, но только до рассвета, до первого бледного солнечного луча, который безжалостно уничтожает эту изменчивую гармонию и оставляет нам выцветшую, простенькую картинку нашей реальности, такой непохожей на исчезнувший праздник.

С верхней палубы одной из яхт доносился забытый романс Вертинского с его неожиданным и старомодным русским, грассирующим на французский манер:

«Красиво», – подумал Лунгин, и его сразу так спонтанно потянуло на эту нарядную, ярко выкрашенную в жёлтый цвет яхту с гордым названием «Глория», где слушают русские романсы и где, наверное, говорят по-русски. Друзья, не сговариваясь, не раздумывая, запрыгнули на борт яхты и оказались в морском ресторанчике, качающемся на прибрежных волнах.

У входа за инкрустированной стойкой бара их встречал крепкий, очень смуглый парень в белой капитанской фуражке и тельняшке. Он курил крепчайшую кубинскую сигару и улыбался посетителям открытой белозубой улыбкой, приглашая на изысканную трапезу из экзотических морских яств, с самыми лучшими винами и напитками на побережье.

Лунгин и Максимов решили подняться на верхнюю палубу, на звуки музыки. Они поднимались довольно долго по крутой винтовой лестнице, но, когда вышли на палубу, с удивлением заметили, что там никого нет, кроме немолодого господина в очках, одиноко сидящего за круглым столом и читающего газету. На палубе гостеприимно сверкали ослепительно-белыми кружевными скатертями нарядные столики без посетителей. Ещё на столиках стояли букеты каких-то незнакомых жёлтых цветов, похожих на засушенные цветы из гербария, а в причудливых колбах горели цветные свечи, создавая атмосферу интимной расслабленности.

Как только друзья расположились за центральным столиком, к ним подошла молоденькая официантка и подала нарядное глянцевое меню. В ней было что-то колдовское: и чуть косящий, ускользающий взгляд из-под изогнутых ресниц, подкрашенных бордовой тушью, и детские губы в полуулыбке, грубо обведённые почти чёрной помадой, и жемчужно-прозрачный make-up, делающий лицо похожим на застывшую японскую маску…

– Super! – вырвалось у Максимова почему-то на английском.

«Кокаин?» – мелькнула догадка у Лунгина.

Но, когда он решился посмотреть девушке в глаза, её уже не было, она будто растворилась в морском тумане. Господин с газетой тоже куда-то исчез.

Лунгин и Максимов обменялись тревожными взглядами, сохраняя при этом улыбки потерпевших поражение игроков. Но могли ли они предвидеть, что все роковые несовпадения этого вечера имеют свою необъяснимую логику, а все события им не дано ни остановить, ни изменить, ни исключить?