Ценность, был убежден Смит, пропорциональна времени, затраченному работниками на процесс производства. В рамках своей теории Смит допустил, что существует некая средняя производительность труда работника. На рисунке 4 показано, каким образом он проводил четкую линию (ту самую границу сферы производства) между производительным и непроизводительным трудом. Эта граница, по Смиту, пролегает между материальным производством – сельским хозяйством, обрабатывающей промышленностью, добычей полезных ископаемых (более темный овал на рисунке 4) – и нематериальным производством (более светлый овал). Последняя сфера включала все разновидности услуг (юристы, логистика, чиновники и т. д.), приносивших пользу мануфактурам, но не задействованных в собственно производственном процессе. Вот что говорил по этому поводу Смит: труд, предполагал он, производителен в том случае, когда он «реализован» в виде некоего конечного объекта [60]. Помещение Смитом государства на «непроизводительную» сторону границы сферы производства задало определенную тональность для большей части дальнейших исследований и стало предметом, к которому постоянно возвращаются сегодняшние дискуссии о роли государства в экономике – в качестве типичного примера можно привести новое утверждение примата рынков в разрешении экономических и социальных проблем в исполнении М. Тэтчер и Р. Рейгана в 1980-х годах.
Рис. 4. Граница сферы производства по Адаму Смиту
«Какой бы почтенной, какой бы полезной или какой бы необходимой» ни была та или иная услуга, она, с точки зрения Смита, попросту не воспроизводит ценность, используемую в обеспечении (питанием, одеждой, жилищей) непроизводительных работников. Как обнаруживает Смит, даже «правитель», наряду «со всеми своими судебными чиновниками и офицерами, вся армия и флот представляют собою непроизводительных работников» [61]. Священники, стряпчие, доктора и актеры тоже всем скопом отнесены им к непроизводительной категории.
Форму классификации Смита задает его убежденность в том, что некоторые типы труда не «воспроизводят» ценность, необходимую для того, чтобы поддерживать существование соответствующих работников на уровне простого выживания. Иными словами, если весь прожиточный минимум, необходимый для того, чтобы тот или иной человек не умер, выражается в определенном количестве хлеба, то всякий, кто не производит ценность, эквивалентную этому количеству, по определению непроизводителен.
Как же в таком случае выживают те, кто не производит данную единицу ценности?
Ответом Смита на этот вопрос становится понятие «излишка» ( surplus ). Многие производительные работники производят эквивалент большего количества хлеба, чем им необходимо, чтобы прокормить самих себя для выживания. Владелец мануфактуры организует производство товаров таким образом, что их обмен принесет эквивалент большего количества хлеба, чем необходимо для пропитания его работников. В таком случае излишек обеспечивает существование непроизводительных работников, включая окружение аристократов, которые содержат «обильный и роскошный стол» и «большое число домашних слуг и множество собак и лошадей».
Именно здесь Смит напрямую обращается к вопросу о том, как может расти богатство народов, приходя в итоге к ряду рекомендаций по практической политике. Вместо того чтобы «разбазаривать» ( wasting ) упомянутый излишек на оплату непроизводительного труда, утверждал Смит, его следует сберегать и вкладывать в расширение производства, с тем чтобы вся страна становилась богаче [62]. Смит не критиковал богатых как таковых – он порицал тех, кто вместо производительного инвестирования проматывал свое состояние на чрезмерное потребление, «коллекционируя книги, статуи, картины», или «на вещи более легкомысленные, на драгоценные камни, безделушки всякого рода». (В конце концов, Смит жил в эпоху Гран-тура, когда молодые британские аристократы совершали путешествия на континент, чтобы получить более качественное образование, и возвращались обратно с кучей древних артефактов.) Особенно привлекательной для Смита была перспектива инвестиций в машины, которые в тот момент только начинали использовать на фабриках – поскольку они повышали производительность труда работников.
Акцент на инвестициях, который делал Смит, был напрямую связан с его представлениями о ренте. Смит считал, что доходы подразделялись на три типа: заработная платя за труд на капиталистических предприятиях; прибыль капиталиста, владеющего средствами производства; рентные доходы от владения землей. Когда эти три источника дохода оплачиваются на подобающем для них конкурентном уровне, все вместе они предопределяют то, что Смит называл «конкурентной ценой» [63]. Поскольку необходимость в земле неотменима, земельная рента выступала «естественной» частью экономики. Однако это не означало, что рента являлась чем-то производительным: «Землевладельцы, подобно всем другим людям, хотят пожинать там, где не сеяли, и начинают требовать ренту даже за естественные плоды земли» [64]. В действительности принцип земельной ренты, утверждал Смит, может быть распространен и на другие монополии, такие как право импортировать тот или иной товар или право выступать в суде. Смит прекрасно осознавал, какой вред могут наносить монополии. В XVII веке государство, отчаянно нуждавшееся в деньгах, жаловало – зачастую высокопоставленным вельможам – необычайно широкий список монополий: от товаров повседневного обихода наподобие пива и соли до мышеловок и очков. В 1621 году упоминалось о наличии 700 монополий, а к концу 1630-х годов они приносили английскому казначейству 100 тыс. фунтов стерлингов в год [65]. Однако эта эпидемия погони за рентой вызывала у людей крайнюю неприязнь и душила экономику – более того, это была одна из непосредственных причин гражданской войны в Англии, которая привела к казни короля Карла I. Так что многие англичане понимали, что имел в виду Смит, утверждая, что свободный рынок – это рынок, свободный от ренты.
Читать дальше