Мартин Гилман - Дефолт, которого могло не быть

Сегодня можно сказать, что серьезно меняться отношения между Россией и МВФ начали именно осенью 1999 года. До того все внимание и совместные усилия сторон были сосредоточены в первую очередь на экономических программах, призванных устранить макроэкономический дисбаланс и одновременно заложить основы для будущего роста. Теперь же работа приобретала скорее консультативный характер, и фонд в основном просто давал свои рекомендации касательно возможных вариантов действий, в том числе в области предотвращения кризисов. На профессиональном жаргоне сотрудников фонда это называлось переходом от «программного» режима к «наблюдательному» и являлось обычной и даже желательной практикой в отношениях между фондом и его членами.

В те дни, однако, эти перемены еще практически никак не ощущались. ЦБ, Минфин и сотрудники фонда по-прежнему работали вместе в рамках заключенного в июле соглашения stand-by и готовили к выделению следующий транш. Но в Министерстве экономики и в некоторых других ведомствах уже делались первые шаги на пути к переосмыслению приоритетов. И стабильно высокие цены на нефть только способствовали таким размышлениям.

То, что эти перемены начались именно после назначения Путина премьер-министром, – простое совпадение. Хотя впоследствии история, возможно, покажет, что эти независимые друг от друга события отражают созревание российского общества и национальной элиты – по крайней мере, по сравнению с первыми постсоветскими годами.

Циники, конечно, скажут, что отношения между Россией и фондом не могли не измениться, поскольку «морковки» в виде новых кредитов у МВФ больше не было. В чем-то они будут правы, но были и причины иного порядка.

Важнейшим фактором являлось то, что экономика начинала позитивно реагировать на примаковскую «шоковую терапию» (которую он совершенно не собирался проводить, но нечаянно успешно провел) в сочетании с заниженным курсом рубля и повышением цен на нефть. В первой половине года экономика выросла на 0,6% из расчета на год, а во второй половине – уже на 11,7%. Поступления в бюджет увеличивались и того быстрее, благодаря чему Минфин оказался в состоянии исполнять все текущие платежи и одновременно ликвидировать задолженности хотя бы на федеральном уровне.

Продержавшись больше года со всего лишь одним траншем от МВФ, власти начали понимать, что они вполне могут и дальше жить без периодических вливаний денег фонда. Хотя, конечно, правительство по-прежнему платило по минимуму в счет погашения реструктурированных внутренних долгов, практически ничего не платило в счет погашения кредитов Центрального банка и пользовалось передышкой, полученной в результате реструктуризации долгов Парижскому клубу.

Еще одним фактором, влиявшим на отношения России с МВФ, было то, что с российской стороны за эти отношения отвечали уже совсем другие люди. Задорнов 2 сентября подал в отставку с должности ответственного за связи с международными финансовыми организациями и ушел работать советником президента Сбербанка (в МВФ откровенность его поступка не осталась незамеченной) [222] . Всего месяц спустя, 8 октября, Вьюгин тоже объявил об отставке и занял должность главного экономиста московского инвестиционного банка «Тройка Диалог» [223] . С их уходом в правительстве не осталось людей, обладавших таким же серьезным опытом работы с МВФ. Определенный опыт имелся у Игнатьева: он на протяжении ряда лет принимал участие в работе по целому ряду технических вопросов (однако к отработке всего комплекса стратегических вопросов его раньше не привлекали), и ему-то, сверх его и без того многочисленных функций, и поручили связи с МВФ. Он от появления новых обязанностей явно не был в восторге.

Со стороны МВФ в отношениях с Россией тоже появилась большая, чем раньше, осторожность, возобладал консерватизм, сторонники которого считали, что к России не стоит применять какого-то особого подхода. Сказались и последствия августовского кризиса, и связанная с ними жесткая критика, и всевозможные скандалы. Одновременно усиливалась роль Всемирного банка. Этому способствовало динамичное руководство президента ВБ Джеймса Вулфенсона и его желание наладить рабочий контакт с Путиным, а отчасти и то, что в банке выделили для работы с Россией дополнительные средства и кадры.

На отношения между фондом и Россией бросало также тень растущее возмущение общественного мнения в ведущих западных странах. Каждый скандал вызывал разгромные редакционные публикации. В результате даже дружественно настроенные правительства вынуждены были демонстрировать, что безусловно осуждают беззаконие и коррупцию в России, описываемые в газетах.