Кейси Доуз - Замочная скважина

Все истории, если рассказывать их до конца,

заканчиваются смертью. И тот не правдивый

рассказчик, кто утаит это от вас.

(с) Эрнест Хемингуэй

– ..поверить не могу – лепечет Сильвия в трубку – да..да.. Кейт, а кто бы мог? Я бы сама в жизни не подумала, что такое произойдет с ними! Да я всегда.. да..да.. – нетерпеливое молчание, в попытке выслушать собеседника, после чего сбивчивое – да послушай, я сама об этом же! Я сама как не гляну – всегда вместе, всегда дружные! Иной раз засмотришься, аж зависть такая, да? Ну в смысле белая.. – сконфуженное молчание – да-да, Кэтс, ты права, белая такая, хорошая.. Глянешь, и словно они из Диснея какого-то, или дурацкой комедии про Смитов. Дети послушные, дружные, Гвен сама-то словно красотка с Голливуда, а эти ее двое? Ага..ага.. я тебе говорю, ты где еще такое видела? Словно брата два родные, а не бывший и нынешний. Да и подростки.. ага..ага.. Да моя Стейси-то тоже говорила, что и старшая ее девчонка умница была, а сын от оного-то.. ну, бывшего.. капитаном баскетбольной команды. А девчонка нынешнего-то, они-то вообще дружные такие с ней были, всегда вместе, куда не пойди. Порой и родные-то так не всегда держатся. Да.. а я тебе..

Та самая Стейси, о которой было упомянуто в телефонном разговоре, и которая являлась единственной дочерью Сильвии Потеро, сидела на диване в соседней комнате и жадно ловила каждое слово матери. Потому что она не по слухам знала семью Райтсон-Вудли (насколько ей было известно – первая фамилия принадлежала бывшему мужу их матери, и Джейзи с Нейтом, их общие дети, ее носили; вторая же была от второго мужа, и ее носили все остальные члены семьи, включая их общего ребенка). Конечно, нельзя сказать, что она дружила с кем-то из троих (младшая, полугодовалая Эби не в счет) детей, но Стейси училась в той же школе, что и они, а потому почти ежедневно видела их, то там, то здесь. Очень часто замечала в городе – впрочем, как верно сказала ее мать, эту семью было сложно не заметить.

Они всегда смеялись, всегда ходили вместе, всегда шутили, хохотали и никогда не ссорились (по крайней мере, Стейси этого не видела – как, по большому счету, и остальные). Стейси училась в одном, одиннадцатом 1 1 В США 12-классовое обучение, потому 11 класс равняется 10-му классу в России. , классе с Нейтом и Нарой. Несмотря на то, что они являлись лишь сводными братом и сестрой, которым пришлось сойтись уже во взрослом возрасте, они, даже на удивление самой Стейси, были очень дружны и никогда не давали в обиду друг друга (хотя последнее время никто бы и не осмелился обижать Нейта, учитывая его растущую мышечную массу в роли капитана баскетбольной команды).

Нара была дочкой Питера от его первого брака и отличалась нетривиальной красотой. Нара была мулаткой (но поскольку кожа Питера была белее, чем мел, Стейси полагала, что его первая жена была глубоко темнокожей). У нее были классные кудрявые темные волосы, которые она никогда не собирала в хвост. Форм особых не было, зато осиновая талия, которую при желании можно был обхватить двумя ладонями.

И если теплые отношения между этими тремя могли допустить у неизвестного мысль об их кровном родстве, то внешность этого не допускала. Нейт с Джейзи были совершенно противоположны Наре – бледнолицые, точно потомственные альбиносы, зеленые глаза у обоих и прямые волосы, которые не могли завить ни одни бигуди.

К слову, сама Джейзи училась на класс их старше, в выпускном – Стейси то и дело видела ее с самыми популярными ребятами в школе. Ее мать – Сильвия – несколько неверно передала суть описания своей подруге. Стейси не говорила про Джейзи «умница», она говорила «классная, популярная, красивая». Впрочем, она вполне могла бы побороться за звание Королевы школы, если бы не..

Но видела она их не только в школе, а зачастую, как и остальные, могла замечать в городе – уже полным составом. Казалось, в этой семье идеальны все и всё. Их мать – Гвен – выглядела как настоящая светская кинодива. Статная платиновая блондинка с идеальной фигурой, без единой морщинки и всегда с ровным тоном ногтей, никогда не облупавшимися даже у самой границы, словно она не вылезала из салонов красоты. Говорить она любила с легкой жеманностью, растягивая последние гласные всех слов. Жесты ее неизменно были настолько изящными, что казалось святотатством не запечатлевать каждое в скульптуре, или хотя бы на снимке фотоаппарата.