Люк Бессон - Несносный ребенок. Автобиография

Однажды я уже пытался раздобыть арбуз, проходя мимо по дороге. Арбузы были круглые, ярко-зеленые и росли среди бамбука. Я был убежден, что они появились там совершенно случайно. Крестьянин очень скоро дал мне понять, что я ошибся, кляня меня на своем языке, и мне повезло, что я его не понял. После сытного завтрака мы отчалили. Было 7 часов утра. По морю пошла рябь, но тревоги это не вызывало: когда солнце пробуждается, на море всегда поднимается легкий ветерок. Сократ сидел впереди и всматривался в горизонт, чтобы избежать столкновения с другим кораблем.

Переправа прошла благополучно. Море было прекрасным и ослепительным, а воздух нежным. Солнце немного покусывало кожу, как раз то, что нужно. У моего пса был счастливый вид. Это первый в моей жизни счастливый момент, который я запомнил. Я ощущал гармонию с природой, которая радушно меня приняла. Истинная жизнь заключается в такой простоте, в гармонии. Я это чувствую, я это знаю, даже если иногда это вылетает у меня из головы. В то мгновение так и было: я смотрел на мою собаку, моя собака смотрела на море, и все шло хорошо.

Переправляться пришлось немного дольше, чем я рассчитывал, и все из-за поднявшегося легкого бриза. Сократ высунул язык, но я прихватил с собой бутылку с водой, чтобы утолить жажду, а также несколько бутербродов, чтобы подкрепиться, прежде чем совершить нашу кражу. Крестьянин-хорват, владелец арбузного поля, жил на другом его конце и, возможно, не умел плавать, как всякий добрый земледелец. Так что у нас было время, чтобы прихватить с собой арбуз. Я, конечно, выбрал самый красивый, самый большой, а значит, и самый тяжелый. Поскольку Сократ отказался помогать мне нести его, я покатил арбуз по полю, потом по камням, потом по песку, чтобы погрузить на нашу лодку. Операция заняла некоторое время, и, судя по солнцу, был уже полдень. Поднялся ветер, и море вспенилось.

Я отправился еще за одним арбузом, поменьше. Этот я собирался съесть прямо на месте. Я разбил его камнем на куски и поделился угощением со своим экипажем. Сократ обожал арбузы, а я любил смотреть, как он гримасничает, чтобы избавиться от косточек. Ветер усилился и наигрывал нам на бамбуке приятную мелодию. Под эти сладкие меланхолические звуки, смешавшиеся со звуками прибоя, я в конце концов задремал; ненадолго, однако, когда я открыл глаза, солнце начало клониться к горизонту. Пора было в обратный путь. Море немного шумело, а ветер дул в противоположном направлении. Возвращение должно было занять больше времени, чем я думал.

Я немного нажал на весла, желая выиграть время, но, делая мне лодку, Жан-Пьер не рассчитывал на такую нагрузку. Ему не могло прийти в голову, что на этой деревянной двери я выйду в открытое море. Море теперь вспучилось, а течение повернуло вспять. Я медленно отдалялся от берега, и на таком расстоянии парусные лодки на пляже казались совсем маленькими. Мы с Сократом не унывали и держались безмятежно. Чем дальше мы уходили в море, тем больше получали удовольствия. Фактически, вместо того чтобы следовать вдоль берега, я срезал путь, пересекая залив. К нам приближалось судно. Это была каравелла, восьмиместная учебная лодка. Я уже видел, как отдыхающие показывали на меня пальцем, словно наблюдая терпящих кораблекрушение. Все они умирали со смеху, вероятно, из-за Сократа, который гордо их игнорировал. Единственным человеком, который не смеялся, был мой отец, который тоже находился на борту. Он был буквально обескуражен. Я тоже – я-то думал, что он встретит меня на водных лыжах.

Он смотрел на меня вытаращенными глазами, словно у меня все лицо было вымазано вареньем.

– Но какого черта ты здесь делаешь?! В открытом море! – бросил он мне тоном, в котором слышались и упрек, и беспокойство.

– Я плавал за арбузом, – ответил я с искренностью ребенка, живущего в параллельном мире.

Остальные громко хохотали, и отец не решился обругать меня, как ему бы того хотелось. Он забрал у меня арбуз и бросил:

– Марш домой!

Мне понадобилось добрых два часа, чтобы добраться до берега, два часа, в течение которых каравелла моего отца кружила неподалеку, чтобы издали за мной наблюдать. Было около пяти вечера, когда я ступил наконец на твердую землю. Камни были уже не такими теплыми у меня под ногами, но солнце оставалось ко мне столь благодушно, что быстро меня высушило. Я вернулся домой, как велел отец.

У меня не было спальни, только кровать, которую родители поставили в гостиной. Это была раскладушка, такая же, как у отдыхающих в палатках. Я упал на нее без сил. Сократ забрался ко мне под кровать, и оба мы уснули в ту же секунду. Только на душе остался осадок: отец так и не вернул мне мой арбуз.