Или же обратный пример: радость встречи отца и дочери чуть не оборачивается трагедией. Эпизод этот оказывает большое воздействие на зрителя и потому, что счастье, внезапно показавшееся на горизонте беспощадной войны, унесшей миллионы жизней, уже готово исчезнуть. Бедная Надя, считавшая отца погибшим и только что увидевшая его живым, могла бы стать свидетельницей его настоящей гибели, а могла бы и умереть вместе с ним. В этом случае отец и дочь все равно бы встретились, потому что наверняка получили оставление грехов за пережитые страдания.
В трагическом эпизоде приезда Котова домой тоже есть несколько моментов, вызывающих улыбку зрителя. Мне очень нравится рассуждения Всеволода о детях и стариках, в тот момент в доме царит еще достаточно безмятежная атмосфера и размеренная жизнь, которую Котов поначалу словно подглядывает в замочную скважину, становится невольным ее свидетелем. Тем более ценны эти мгновения безмятежности, когда знаешь, что скоро произойдет вторжение, переворот и уже ничего нельзя будет изменить. Почему-то у меня в этот момент прошла определенная ассоциация. Год назад я увидела 2-минутный фильм о трагедии в Хиросиме и потом неделю находилась под впечатлением. На экране видишь самолет в ярко-голубом небе. Плывут белые облака, ласково светит солнце. А этот самолет таит в себе смерть, и бомба, находящаяся в нем, предназначена для уничтожения невинных людей. Самолет летит. В это время ни о чем не подозревающие внизу люди живут своей обычной жизнью: готовят еду, гуляют, читают газеты, весело разговаривают, улыбаются солнечному утру, строят планы на будущее.
А самолетом управляют люди, у которых тоже есть душа, есть дети, родители, которые тоже любят, смеются, плачут, любят, верят и надеются.
И вот самолет летит, а люди на земле ничего об этом не знают, даже не догадываются, что умрут через несколько мгновений, а ты знаешь… но ничего не можешь сделать. В кадре мелькает то самолет, то горожане… бомба сброшена, и человек, читающий на бульваре газету, в одну секунду сгорает дотла, одна за другой гаснут тысячи жизней…
В ситуации с приездом Котова тоже ничего уже нельзя изменить. Это очень интересно с психологической точки зрения: зритель знает о том, что Котов жив, и более того, стоит в дверях и наблюдает за происходящим, а обитатели дома думают, что он давно мертв, и появление его становится для них шоком и в первые секунды вызывает панический ужас.
(Я, как человек, недостаточно подкованный в области кино, не знаю, как называется такой режиссерский прием, но слышала, что для него существует специальный термин.) Действительно, когда зритель знает больше, чем герои фильма, это производит очень сильное впечатление. И вот они увидели Котова… Маруся, ее мать находятся в состоянии аффекта, женщины бросаются к телефону, мечутся в отчаянии. Мне кажется, что, только пережив ужасы войны, многочисленные потери и предательства, можно сохранить здравый рассудок при виде «покойного» человека. Человек с неокрепшей психикой потерял бы сознание или разум.
Есть и пример личностных отношений между героями, имеющих противоречивый характер. Маруся любит Котова, но в этой любви есть много от ненависти, которая появилась от пережитого «предательства». Маруся не знала, под какими зверскими пытками ее мужа заставили подписать показания против нее, она думала, что он осознанно оклеветал ее.
В отношениях же заклятых врагов Котова и Арсентьева (которые, казалось бы, ненавидят друг друга, и не о каком другом чувстве, кроме взаимной неприязни, не может быть и речи) присутствует… братская любовь, милосердие, взаимовыручка. Каждый из них чувствует себя ответственным за судьбу другого и подсознательно испытывает угрызения совести и чувство вины.
Хотелось бы сказать еще несколько слов о роли музыки в картине. У каждого эпизода, сходного с другим по эмоциональному воздействию, есть своя музыкальная тема. Так, например, этюд Скрябина звучит в трагические моменты фильма, когда герои ощущают моральное неудобство и находятся в смятении. В «Утомленных солнцем» Митя играет этюд, когда появляется в доме Котовых, где становится непрошеным гостем и нарушает привычное течение жизни. В «Предстоянии» он играет тот же этюд по просьбе Сталина, во время весьма неприятного для себя разговора о судьбе Сергея Петровича Котова. И, наконец, в «Цитадели» он исполняет его, когда привозит в ХЛАМ Котова. Во всех этих эпизодах музицирование Арсентьева служит некой «разрядкой обстановки»; с другой стороны, сам Арсентьев, как бы отстраняется и отгораживается от создавшейся затруднительной ситуации. И, наконец, этюд Скрябина в какой-то степени является олицетворением живой человеческой души, попавший под пресс советской власти, войны и рока.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу