Мэтт Золлер Сайтц - The Wes Anderson Collection. Беседы с Уэсом Андерсоном о его фильмах. От «Бутылочной ракеты» до «Королевства полной луны»

Кажется, я не очень хорошо объясняю. Ответ на твой вопрос: «Почему кукольная анимация?» – «Потому что мне нравится кукольная анимация». И это не означает, что я люблю ее, потому что думаю, будто это отличный способ сделать что-то реалистичное, похожее на настоящее. Просто мне кажется, что это такой волшебный способ создать впечатление, будто эти животные существуют. И можно наблюдать, как создается эта иллюзия.

На этих созданиях можно увидеть отпечатки пальцев.

Да, и иногда буквально. Знаешь, Генри сказал, ему кажется, что ягуаровая акула – одна из самых больших марионеток, что он когда-либо создавал.

Насколько большой она была?

Размером с эту комнату [около трех метров]. Обычно большой марионеткой считается что-то примерно такого размера [разводит руки примерно на тридцать сантиметров]. А иногда и такого [разводит руки на десять сантиметров].

Кажется, с тех пор ты стал экспертом в кукольной анимации. Наверное, ты смотрел фильмы с марионетками, над которыми работали Рэй Харрихаузен и Уиллис О’Брайэн.

Мне нравились «Ясон и аргонавты», «Седьмое путешествие Синдбада». Сражения со скелетами, все такое. Еще мне нравились братья Куэй и рождественские специальные мультфильмы студии Rankin/Bass.

«Рудольф»?

Да. Крис Крингл и прочие. Все это оказало очень сильное влияние на меня. Думаю, мы особенно любили их из-за техники. Особое наслаждение – наблюдать, как двигается борода снежного монстра. В кукольной анимации есть свое очарование.

Итак, соберем все кусочки пазла вместе: очарование Жака Кусто, кукольные морские существа, затейливый дизайн всего фильма. С первого взгляда непонятно, как от такой концепции ты перешел к темноте, которая лежит в основе фильма. В частности, в финале: мне кажется, это одна из самых эмоциональных сцен, когда-либо тобой снятых. Как тебе удалось объединить эти вещи? Или, спрошу иначе, как красочный, местами забавный фильм о человеке вроде Жака Кусто заканчивается тем, что главный герой сидит на дне океана лицом к лицу с ягуаровой акулой, размышляя о смысле жизни и смерти?

Знаешь, сын Кусто разбился насмерть на одном из самолетов отца. И эта история была одной из моих первых идей для фильма. А еще – ты когда-нибудь слышал, что Майкл Бэй – сын Джона Франкенхаймера?

Да. Но Франкенхаймер отрицал это. По крайней мере, официально. Я не знаю, правда это или нет, и вряд ли кто-то, кроме этих двух мужчин, знает ее. Тем не менее многие верят, что это правда.

Они как-то выступали на ужине Гильдии кинорежиссеров, и я поверил в то, что они обсуждали это. Воображаемый разговор между ними послужил вдохновением беседы между Недом и Зиссу. В нашем фильме много Жака Кусто, но также есть и Майкл Бэй, и Джон Франкенхаймер. Фильм сложен из самых разных кусочков. Вот как от океанографа и его документальных фильмов мы перешли к сцене, где одиннадцать человек сидят на дне океана и наблюдают за ягуаровой акулой. Таким вот образом. Помню, в какой-то момент работы над фильмом мы с Ноа задались вопросом: «Должна ли на самом деле существовать ягуаровая акула?» И решили, что да, что герои должны выйти в океан, спуститься на дно и увидеть ее. Что это должно окупить все их страдания.

Помню, как Скотт Рудин, один из наших продюсеров, постоянно спрашивал: «Что это за метафора? В чем она заключается?» И мы задумались: «Что это за метафора? Мы не хотим отвечать на этот вопрос. Просто нужно принять ее». Потому что у нас был очень большой символ, плавающий на экране.

Это может быть многослойная, многозначная метафора. Но на базовом уровне, думаю, всем очевидно, что подразумевается под образом ягуаровой акулы.

Да. Мне понравилось, как ты это описал: он пытался убить смерть, но позволил ей жить.

«Водная жизнь» – мой любимый фильм. Другие твои работы, «Академию Рашмор», «Поезд на Дарджилинг» – я считаю более формально идеальными. Особенно с точки зрения того, что все сцены очень точные и правильные, и мы можем восхищаться каждой сценой как отдельным произведением. Я знаю, что в «Водной жизни» есть сцены, которые даже ты в своих интервью называешь слабоватыми. Например, перестрелку на корабле, небольшую экшен-сцену. Помню, как в одном из интервью ты так прокомментировал ее: «Ну я же не Джон Ву».

[Уэс смеется.] Возможно, это так.

Критики не знали, как отнестись к фильму. Да и зрители тоже. Но я очень проникся им во время первого просмотра и часто возвращался к нему в последующие годы из-за Зиссу и концовки фильма. Это как молитва о терпении, которую читают в обществе анонимных алкоголиков: «Боже, дай мне терпение, чтобы принять то, что я не могу изменить. Смелость изменить то, что я могу изменить. И мудрость, чтобы понять разницу».