Брайан Крэнстон - Жизнь в ролях

Когда занавес опустился, на мою долю досталось гораздо больше аплодисментов, чем когда-либо прежде. После представления зрители и члены труппы принялись наперебой поздравлять меня с успехом. Никто из них не знал, что им я обязан САМВ (Стимулирующему Актерское Мастерство Вазелину).

Я быстро вошел во вкус – мне стал нравиться контакт между публикой и актером. Похоже, я давал зрителям что-то, в чем они нуждались. Они подпитывались от меня эмоциями, какой-то внутренней энергией – а я, в свою очередь, заряжался от них. Я не обладал в то время актерским мастерством, способным по-настоящему захватить людей в зрительном зале, даже не знал слов, которыми можно было бы выразить, описать это чувство единения. Но я ощущал его, и мне хотелось, чтобы оно приходило ко мне снова и снова.

После «Король и я» мне довелось сыграть роль в пьесе «Эй! В моем супе девушка». Кроме того, Рэй Дженсен попросил меня и Луиса поставить произведение Теннесси Уильямса «Ночь игуаны». Мы согласились. Интересно было узнать, что такое работа режиссера-постановщика. За три дня до премьеры Рэй Дженсен ушел из труппы. У него возник конфликт с руководством театра, и он демонстративно хлопнул дверью.

Поскольку обратиться было не к кому – слишком мало оставалось времени, – руководство попросило нас с Луисом полностью взять бразды правления в свои руки. Луис, обладавший куда большим опытом, чем я, решил, что будет лучше, если он займется техническими вопросами, а я стану художественным руководителем. У меня было всего три дня, чтобы закончить работу над спектаклем. Его главным героем был лишенный духовного сана священник по имени Шэннон, который попал в субтропический Мехико и пытается осмыслить свои жизненные поражения и ошибки и сделать из них какие-то выводы.

По сути это была пьеса о том, как человек может создать тюрьму для самого себя, в какой тупик нас порой могут загнать наши собственные неверные решения и ошибки. Я вспомнил, как сам оказался в вынужденной изоляции в лесу близ автомагистрали Блю-Ридж. И вдруг подумал – можно ли устроить так, чтобы на сцене вдруг пошел дождь? Я представил себе стену воды, через которую можно было видеть, но сквозь которую нельзя было пройти. Подобная декорация была бы для спектакля настоящей находкой.

Я поговорил с рабочим сцены, и мы с ним придумали, как устроить все таким образом, чтобы вода, падая на крышу дома, стекала с нее потоком, который, словно прозрачный занавес, разделял бы зрителей и актеров. Дальше вода должна была попадать по специальной трубе в резервуар, а оттуда – в расположенный на улице бассейн. Нам удалось разработать дешевую и безопасную конструкцию, благодаря которой театр не должен был понести никакого материального ущерба.

Продемонстрировав ее дирекции театра, мы объяснили, как все будет работать. Но кое-кому из руководителей не понравилась наша «сумасшедшая» идея. «Нам это не нужно», – заявили они.

– Если так рассуждать, то никому ничего не нужно, – возразил я. – Никому из нас не нужно здесь находиться. Но мы тем не менее здесь, чтобы рассказать нашим зрителям некую историю – и сделать это как можно лучше. А иначе зачем вообще это все?

В результате долгих споров мне удалось уговорить дирекцию не отказываться от нашей идеи. Так что на сцене шел дождь. Он давал не просто визуальный эффект – эта деталь была наполнена смыслом, она придавала всему происходящему на сцене настоящую глубину. Зрителям наша находка очень понравилась. Во время представления в зале не раз слышались восторженные вздохи.

Когда театральный сезон уже подходил к концу, мой брат случайно узнал о том, что в Летнем музыкальном театре есть вакансии. Я отправился на прослушивание и исполнил хорошо мне знакомую песню Элвиса Пресли «Вернуть отправителю». Наверное, это был не совсем обычный выбор для прослушивания в музыкальном театре, но ничего лучше в моем репертуаре в тот момент не нашлось.

И Эд, и я – мы оба успешно прошли отбор. (Теперь, задним числом, я понимаю – выбор у организаторов прослушивания был невелик.) Нам предложили ангажемент на лето. Оплата составляла 75 долларов в неделю. Не бог весть какие деньги – даже если учесть, что дело происходило в 1978 году. Но мы с братом пришли в музыкальный театр не ради заработка.

Основной репертуар включал в себя пьесы «Два веронца», «Пираты Пензанса» и «Проклятые янки». Разумеется, последний спектакль – это был водевиль – нравился мне больше всего, потому что он был о бейсболе. В нашей труппе был талантливый, но дерзкий и крайне недисциплинированный актер. Его звали Кевин Мактиг. Он играл мистера Эпплгейта, под личиной которого скрывался Дьявол. Это была очень интересная, просто захватывающая роль. Я просто мечтал ее получить.