Валерий Перевозчиков - Владимир Высоцкий. Только самые близкие

Я понимал, что дело тут но только в оплате, что ему нужно утвердиться таким образом. И — поразительно! — студия приняла его условия! А телеграмму получили его соседи, оказывается, и отдали ему утром.

Вечером он позвал музыкантов и записал песню, записал несколько вариантов. Страшно жалко, что я не смог приехать тогда к нему на запись — не хватило режиссеру одного варианта. А может, и не в этом было дело.

Утром Володя показал мне пленку, мы прослушали немного. Опять, уже не в первый раз, под впечатлением прослушанного, я завел разговор о том, что нужно сделать все записи:

— И аппаратура у тебя хорошая, отчего бы не сделать?

— Нужно, нужно, — поусмехался он, — а то так забываешь многое. Хорошо — вот эту разыскал…

Он стал рассказывать, что однажды в больнице захотел написать повесть.

— Вон блокнот лежит, ткнул пальцем в блокнот на столике. Я взял, стал читать. Он принес чай и вдруг заорал страшно:

— Положи! — и тут же мягче: — Не люблю, когда рукописи читают.

— Прости, Володя, я думал, ты мне предложил почитать.

— Нет, — отрезал он.

Пили чай, болтали. Разговор пошел о «парижских русских».

Нина Максимовна Высоцкая в Воронцовке. 1997 год

— Да знаю я их всех, — сказал он. — Вижусь со всеми. Володя Максимов сказал мне: «Приезжай сюда, чего ты!» А потом подумал и добавил: «Нет, твое место там, в России…»

Об Иосифе Бродском говорил с уважением и нежностью — да, с нежностью, это точно:

— Гениально!

И похвастался:

— Он мне книжку подарил…

Покопался и достал маленькую книжку стихов Бродского — авторское издание, кажется, лондонское, с автографом. Позже я узнал, что такую же книжку Бродский передал через Володю Михаилу Козакову. Но Володя прособирался отдать — так и не успел. Позже мы с Ниной Максимовной искали ее среди книг Володи — и не нашли.

Так же с восторгом отозвался он однажды о Шемякине. Рассказывал о выставке Шемякина где-то в Южной Америке, кажется в Бразилии. И альбом Шемякина всегда держал на видном месте.

Вообще о русских в эмиграции с грустью говорил, что у них там начинается своя, другая жизнь, свои отношения.

— Все уже не то…

О Галиче:

— А-а, «Тонечка»!.. «Останкино, где «Титан»-кино»… Когда вышла его книжка в «Посеве», кажется, — он еще здесь был — там было написано, что он сидел в лагере. И он ведь не давал опровержения. Я его спрашивал: «А зачем вам это?» Он только смеялся.

О А. И. Солженицыне:

Несколько раз вспоминал при мне и каждый раз — с огромным уважением:

— Он один сотряс такую махину, которая казалась вечной.

— Сидит там, пишет. Ростропович сказал, что он готовит сразу шесть романов. Вот врежет!

— «Архипелаг» — гениальная вещь!

Я восторженно отзывался о прочитанных «Зияющих высотах» Зиновьева. Он сдержанно сказал, что читал, но как-то особого энтузиазма я не почувствовал. Скорее всего, ему не очень понравилось. А, может быть, и не читал?

Довольно живо интересовался, кто что делает из режиссеров в кино. Думаю, он почти ничего не видел на экране, только по телевизору. А вот телевизор был включен почти постоянно — со звуком или без. А он разговаривал, потом сразу вдруг:

— Погоди! — и, добавляя звук, что-то смотрел и слушал. Однажды шла картина с Леонидом Быковым — кажется, его же «В бой идут одни «старики», а может быть, что-то из старых, не помню. Он смотрел внимательно, потом восхитился:

— Какая органика! Потрясающе!

Я рассказал ему, что знал о подробностях гибели Быкова, он совсем незадолго до того погиб, разбился на машине.

Более того, Володя даже не видел «Маленьких трагедий», последней своей картины.

— Ну, «Каменного гостя» я еще видел на озвучании, — сказал он, когда я звал его на премьеру. Сказал, как будто оправдывался: что можно понять на тонировке?

— Во, видал, что делают, а? — встретил он меня однажды, размахивая свежим номером «Литгазеты». — И сколько раз так было! Берут мои песни, делают рассказ… Да черт с ними, не жалко!

Речь шла о каком-то рассказике на 16-й полосе газеты, построенном на сюжете его песни «Товарищи ученые!»

Прихлебывая горячий чай, вдруг сказал:

— Про меня мужики говорили: «Вон — ездит на «Мерседесе», а про нас все понимает».

— Вот эти зарубежные певцы… Черт-те о чем поют. Переведи их — слушать нечего! Я этого никогда не мог понять.

Прослушав свою запись «Песни о конце войны», где у него не все сразу ладилось, ребята-музыканты ошибались, он усмехнулся: