— …«Хлеб был дорогой, а работа дешёвая, и что заработает, то и проест», — продолжает ведущий.
— «…заработает, то и проест», — повторяю фразу в ином ключе. — Здесь голос падает вниз. Точка. И дальше уже ничего не надо. За точкой ничего нет, а если есть что-то, это создаёт тревогу, значит, ты что-то недосказал или не закончил предложение, а хорошая точка всегда покой создаёт. И на этом точка. Аминь.
— «К осени собрались у сапожника деньжонки: три рубля бумажка лежала у бабы в сундуке, а ещё пять рублей двадцать копеек было за мужиками в селе».
— Это целый капитал для него. Сколько он обуви почтил? Много. Помни об этом. — Обращаюсь ко всем. — Вот вы повторяете одну и ту же фразу пятьдесят, сто раз. Но если её повторять механически, толк будет? Нет. В повторениях ты должен быть в поиске. Ты можешь запомнить интонацию и повторять её как попугай. Ему долбят, долбят одно и то же, он и запоминает. А у нас такой процесс? Нет. Ты должен добиться того, чтобы эта фраза звучала так, как если бы она звучала в первый раз. А как этого добиться, каким путём? По какой линии ты должен идти? По действенной. Видение здесь важно? Да. Каждый раз видение. Его надо усложнять, а не просто увидеть и обозначить действием. Здесь нужна не механика, а сложный внутренний процесс. В результате потом мы все увидим то, что видел ты. Твоё видение нам передастся. И конечно, действенная линия: что ты хочешь от партнёра, что ты хочешь осуществить в сцене? Твоя потребность в действии? И видение активное. А раз оно активно, значит, там и общение может быть с объектом внимания. А объект какой? Внутренний. Воображение и хотение настолько яркие, что вот оно, неё рядом. «Семей», читай!
— «Думал: «Получу пять рублей с мужиков, приложу свои три, — куплю овчин на шубу», — читает «Семей».
— Я ещё не вижу эти овчины на шубу, и ты не видишь. А эти пять рублей двадцать копеек ты должен видеть. К первому пришёл — отказ, второй дал только двадцать копеек, да ещё работу подсунул. Обошёл всех и только двадцать копеек получил. Понимаешь? Где твои пять рублей? Разбросаны они. Тоже видение должно быть. А три рубля запрятаны. Как вы их собирали, ты тоже должен видеть. А сейчас они у тебя, вот они, надёжно спрятаны. А потом результат: куплю овчин на шубу. Это тоже надо видеть, какие они, эти овчины. Тогда мы вместе с тобой увидим их. Теперь… Как у тебя выстроился действенный ряд?
— Первый кусок: собрался купить овчин на шубу и пошёл…
— А препятствия какие?
— Денег пег, и долги не отдают.
— Можешь ты овчины на три рубля купить? Нет! Взял эти двадцать копеек и с горя выпил. События? Да ещё какие!.. Они разные. Темпоритм у этих событий тоже разный? Вот он встал, бодрый, все подготовил уже, годами деньги копил, и сегодня он должен осуществить своё желание. Понимаешь? Это касается и ведущего. Он тоже должен жить и совершать поступки вместе с тобой, даже ещё больше: он ведь и за Семёна волнуется, и за жену, за всех.
Ведущий, читай!
— «Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиной», — снова читает эпиграф ведущий.
— Вместе с нами ты должен это впервые прочитать. Ты первый раз открыл эту книгу. Тебе нужно открывать эпиграф. Что в нём? А! Вот что! И ты сам постигаешь это.
— «Лев Николаевич Толстой…» — читает ведущий.
— Стой! Вот перед тобой горы: одна высокая, другая ещё выше… А вот стоит самая высокая гора. Это и есть Лев Николаевич Толстой.
— «И собрался с утра сапожник в село за шубой. Надел нанковую бабью курточку на вате…»
— Потом у тебя будет трагедия, потом. Сейчас у тебя есть что-нибудь на душе, что может омрачить твоё состояние? Нет. Тем более ещё утро, он бодрый, полный энергии. На улице хоть и морозно, но солнышко, снег искрится и аккомпанирует радостному торжественному событию в твоей жизни.
— «День ко дню, недоля к неделе, вскружился и год», — продолжает читать ведущий.
— От рассказчика Лев Николаевич услышал этот речевой оборот — «вскружился год». Это его так поразило! Вариантов рассказа была много — десять или пятнадцать. Но этот оборот он везде оставлял. И как добирался до этого места, у него ликование наступало. Написано-то как хорошо! «День ко дню, неделя к неделе, вскружился и год». Это поразительно, такого нигде не найдёте. А ты это пропускаешь… Ведь здесь смена дня и ночи, времён года… И в результате — вскружился год. Когда встречаешь такую прозу, в силу вступает мелодика. А здесь какая мелодия? Народная, российская. Это петь можно. Такие вещи идут в народ, слагается песня, а кто автор — никто не знает. Здесь и колесо, и кручение, и прялка. Вот он, ритм, точный. И дальше так же идёт: и «живёт Михайла по-прежнему у Семёна…» Это же чудо!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу