Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях

Перед самым въездом на Ярмарку повозка остановилась, потому что впереди случился какой-то затор. Лиза невольно засмотрелась на беседующую невдалеке пару. Верней кавалер ее мало заинтересовал, а вот дама была очень изысканна, и, как ни странно, ее наряд был чем-то неуловимо схож с ее сегодняшним собственным простым одеянием. Юбка у дамы была светло-лилового тона и сзади заложена крупными складками, блуза из тончайшего шелка, а кушак украшен переплетением темно-лилового атласного шнура. Но главным было то, что опиралась дама на элегантный зонтик с обтяжкой точно в тон юбке, и схожего оттенка рукояткой из розового дерева. «Ах, как с картинки!» – подумала Лиза и глубоко вздохнула. Видимо, это заметил старик Полетаев, потому что он сначала хотел что-то уточнить у дочери, но потом проследил за ее взглядом и, передумав, спросил явно о другом.

– Ну, где твои приятели, Лизок? – задорно воскликнул он.

– Пока не вижу, да мы и раньше назначенного времени приехали, – они оба сошли с коляски. – Но ты иди, папа, я тут подожду, посмотрю. Далеко пока отходить не буду.

Лиза прождала с полчаса, но Горбатовых всё не было. Солнце уже стало припекать не по-весеннему, и она порадовалась, что оделась так легко, потом подумала спрятаться от жары и зашла вслед за отцом в Главный дом, решив, что походит по пассажу, пока того нет, но почти сразу увидела его выходящим из торговых рядов.

– Лизонька! – обрадованный чем-то родитель кинулся ей навстречу. – Вот, это тебе! Парасоль в подарок. Я сам выбрал. Нравится? – И Андрей Григорьевич протянул дочери летний зонтик.

Где и сколько дожидался тот своего покупателя? У основания украшенный пышными кружевами, с длиннющей сиреневой бахромой по краю и резной ручкой из слоновой кости с шишкой на конце, сам он был сплошь усыпан мелкими лиловыми цветочками на белом поле. В общем, что тут скажешь, зонт был ужасен. Нежданные слезы подступили к самому носу, но показать их отцу нельзя было ни в коем случае. Лиза держалась, но не могла выдавить из себя даже «Спасибо», чтобы они не прорвались наружу. Отец тем временем, ничего не замечая, стал негромко напевать:

– Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,

Что из листика сирени

Сделал зонтик он для тени,

И гулял, и гулял!

Помнишь, Лизонька? Помнишь, как мама тебя учила?

Всё. Это стало последней каплей. Больше сдерживаться было уже невозможно, и, забыв, что благородная барышня должна скрывать свои эмоции и не выражать открыто чувств на людях, Лиза расплакалась. Но одна минута, одно слово перевернуло всё. Теперь она не рассталась бы с этим зонтиком за все сокровища мира. Вся любовь, вся нежность, вся родительская забота, переданная одним через другого, сосредоточилась и перелилась теперь в эту тросточку с парусиновым куполом. Лиза прижалась к отцу, злосчастный зонт оказался зажат между ними, а Полетаев только гладил плачущую дочь по спине и приговаривал:

– Ну, довольно, Лизонька. Совестно, люди смотрят. Ах, ты ж, я дурак старый!

– Папа, папа, ты не старый вовсе! Спасибо тебе. Я люблю тебя, папа.

– Пойдем на воздух, дочь? – у Полетаева самого защипало в глазах.

***

Лиза проводила отца до повозки, и он уехал. Она, конечно, переживала, что на лице остались, быть может, следы недавних слез, но на душе стало отчего-то очень светло и спокойно. И она уже без утреннего трепета думала о том, что скорей всего Таня придет одна, без него. Ну, и ладно. Действительно, что ему, такому взрослому, такому необыкновенному, возиться целый день с ними, барышнями, вчера еще сидевшими за партой? Ну, и пусть… И тут она увидела их обоих, идущих к ней через площадь.

– Здравствуйте, Лиза! – Подойдя, Сергей легко коснулся ее пальцев.

– Здравствуйте, – Лиза смотрела на лицо Сергея и не находила в нем сегодня никакой загадочности. Лицо было простым и открытым.

– Полетаева, здравствуй. А что это у тебя такое? Боже мой! А в Институте все считали, что у тебя есть вкус, – Татьяна заметила пресловутый зонт.

– Это папин подарок, – ответила Лиза, немного смущаясь.

– Ну, тогда понятно. Мой тебе совет – забудь его где-нибудь в извозчике или в трамвае. Это лучшее ему применение. Ох, уж эти папы! – она переглянулась с братом и они оба чему-то усмехнулись. – Чем, абы что, самому покупать, мог бы просто дать денег.

Смущение куда-то исчезло, а на его месте в душе у Лизы стало нарастать непонятное ей чувство, и под его напором она, не думая, довольно насмешливо отрезала:

– Мог бы дать денег, а дал любви!