Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях

– А теперь что-то изменилось, раз появляются манеж и выезд? – спросил, только, чтобы что-нибудь сказать, Лева.

– Аметисты, – улыбнулась она. – Прииски его стали приносить доходы, а то все разработки шли.

– Он сейчас там?

– Да.

– А как же он изъясняется без тебя? – уже совсем мягко пошутил Лев Александрович. – Он не звал тебя с собой?

– О! Там, в Сибири, его понимают прекрасно! – Элеонора была сейчас спокойна и тиха после своего рассказа. – Звал, конечно. Но там климат не для детского здоровья, поэтому решили обосноваться здесь, а он будет уезжать и возвращаться.

***

Леву осенило среди ночи. Он проснулся, вскочил в постели, зная точно, что это может – что это должно – быть! Стараясь не упустить ночную мысль, он, как всегда, схватился за блокнот и стал зарисовывать. Утром идея не показалась, как иногда бывает, несбыточной, все очень хорошо складывалось в единую картину и, как казалось Леве, должно было прийтись по душе Элеоноре. Но вот как раз с ней он советоваться в этот раз не спешил. Он решил сделать ей сюрприз к празднику. Ему, правда, как выяснилось сейчас, не хватало знаний по этому, непривычному для строительства, материалу, но он уже прикидывал в уме, кому напишет и обратится за помощью и за расчетами. Леву охватил творческий азарт.

В День ее рождения, он чуть ли не насвистывая себе что-то под нос от распиравшей его радости и профессиональной гордости, нес в подарок имениннице чертежи стеклянной оранжереи и общие планы, на которых та уже заняла свое место. В вестибюле к нему, как всегда, кинулась навстречу дочка Элеоноры и он, по их уже сложившемуся обычаю, взгромоздил ее себе на плечи и так они поднялись по парадной лестнице. В доме было шумно и суетливо, не в пример будням, но по каким-то мелочам, по окрикам прислуги и ее мельтешению, Лева понял также, что этот ажиотаж вызван не только приготовлениями к гостям, но и приездом хозяина. Вернулся муж.

Девочка убежала обратно, встречать других гостей, а Лева направился по длинному коридору прямо к апартаментам Элеоноры. Внезапно одна из боковых дверей распахнулась, и на пороге возник сам хозяин, видимо его поджидавший. Он сделал приглашающий в свой кабинет жест. Лева ухмыльнулся и приготовился к сражению. Хозяин опустился в кресло за массивным дубовым столом, архитектор занял позицию на стуле с высокой спинкой перед ним, бумаги продолжая держать в руках, показывая всем видом, что он спешит, и лишь отдает сейчас дань вежливости.

– Рад приветствовать Вас, Михаил Львович, с возвращением.

– Приветствую. Показывайте, – кратко ответствовал хозяин кабинета.

– Может быть, не сегодня? Я собирался к Вам с общим отчетом, приходил, но не застал. Все готово, но сегодня у Вашей супруги событие, я спешу ей вручить подарок. Это бумаги для нее.

– Покажите подарок.

– Простите? – не сразу понял Лева.

– Сначала мне, – спокойно настаивал муж.

– Но это – сюрприз! – Левин характер начинал показывать зубы. – Это только для нее, иначе, в чем смысл подарка? Смысл – в ее праве узнать первой и самой показать остальным. Я же не брошку ей дарю, а идею!

– Что там?

– Там идея одной постройки. Если ей понравится, то я ей ее презентую.

– А платить? А строить? Я? Власть, знаете что такое? Могу порвать! Отобрать. Могу не пустить. Что там? Просто скажите, – все это было сказано без аффектации, как монотонное перечисление пунктов некоего списка.

Если бы этот разговор состоялся хотя бы месяц назад, то Лева в такой момент непременно вспылил бы, полез на рожон и всячески оградил себя от любых угроз применения к нему силы, совершенно невзирая на последствия. И сейчас он был близок к такому развитию этой странной с самого начала беседы. Но их долгие разговоры с Элеонорой, ее умение развернуть и рассмотреть любое положение такой стороной, которая и оборачивалась самой, что ни на есть, человеческой, заставила его сейчас посмотреть на ситуацию, если не ее глазами, то, во всяком случае, с совершенно иным качеством внимания, нежели прежде. Он не то, чтобы поставил себя на место Михаила Львовича, но посмотрел на все происходящее бесстрастно и со стороны, как если бы он был один из сегодняшних гостей. И увидел картину, в которой амбициозный архитектор, за спиной заключившего с ним договор владельца, делает некие разработки и дарит их хозяйке дома, уже вдвоем с ней решая, обнародовать их или нет. При этом супруг безропотно ждет решения, а после берет на себя молчаливую роль финансиста, и снова отходит в тень. Если это не компрометация самой Элеоноры, то что?