Вадим Тимошин - Слезы ангела мести

– В следующий раз, Майк, будь осмотрительнее, – Кастелло погрозил мне пальцем. – Чтобы мне не пришлось поить малолеток снотворным и вывозить контрабандой в Китай.

– Спасибо, – кивнул я Фрэнки. – Я в очередной раз твой должник.

– Не стоит, – Кастелло вытер рот салфеткой и встал из-за стола. – Я просто защищаю Город от мрази, даже когда он сам того не хочет. До скорого, Майк! – он протянул мне руку, и я не без удовольствия пожал её.

– До скорого, – пробормотал я, решив пока не покидать кафе, а еще несколько минут поглазеть на соблазнительные полушария ягодиц официантки, обслуживавшей наш столик.

– Да, кстати, – Фрэнки обернулся уже у двери. – Здорово сработано.

Я кивнул в ответ, и Кастелло покинул заведение, оставив меня наедине с моими мыслями. И с моей похотью.

Когда в моём маленьком мире наступила ночь, небо не послало мне маленькой хрупкой луны для того, чтобы её свет хоть сколько-нибудь разбавил непроглядный мрак, отяготивший душу. После расправы с Винсентом и последовавшего за ним кратковременного заключения мне было уготовано лишь одиночество. Единственным собеседником, с которым я мог тогда поделиться своей болью, была бутылка, со дна которой приветливо махал призрак смерти. Я надеялся, что кровь подонков, заслуживших по нескольку пуль в своих черепах, поверх которых время надело маски садизма, бальзамом залечит мои раны. Но отмщение лишь ковыряло оные глубже, заставляя вновь и вновь нажимать на курок «Беретты» в надежде, что мука ослабит свои путы, что я снова смогу поднять взгляд в расшитый мириадами звезд небосвод. Стоит ли говорить о том, что надежды были тщетными. Пули не могут породить счастья и остудить распаленный разум умиротворением. Виски лишь притупит боль от ран, но сами раны не залечит, и ты умрешь, даже не зная о том, что от сердца остались одни клочки. Лишь женской ласке под силу стать тростинкой, по которой можно выбраться из болота отчаянья.

Осуждала ли меня Клара с небес или нет, но я бросался на женщин, как голодный зверь на сочный кусок мяса. Я терзал плоть этих дивных созданий сладостной мукой, наслаждаясь их полетом на крыльях блаженства. Я запускал искры желания в каждую ему подвластную нимфу тайными прикосновениями, изучая секреты телесных удовольствий своим пытливым умом. И никогда не пресыщался плотскими утехами.

– О чём ты думаешь? – спросила меня Лиза, прервав мое одиночное плаванье в темных водах мыслей. Водах, что заполнили молчание после пары часов горения в костре страсти двух обнаженных тел. Имя этой пылкой женщины стало известно мне ровно в пять, когда подошла к концу её смена и, взяв меня под руку, как истинная леди, она повела меня в свою маленькую, но уютную квартирку. Не скажу, что многое успел разглядеть здесь прежде, чем Лиза своими нежными пальчиками залезла мне под рубашку, но даже беглого взгляда на убранство жилища было достаточно, чтобы понять, насколько непритязательна его хозяйка с одной стороны, и насколько она аккуратна – с другой. В пику ставшему неотделимой частью моего кабинета почти холостяцкому беспорядку – Элли я запретил притрагиваться к своим вещам, и она иногда даже соблюдала это правило – каждая деталь интерьера в квартире Лизы была на нужном месте, как на нужном месте каждый мазок полотна гениального художника. Косметика, коей на виду было не много, стояла аккуратными рядами на полочке узкой деревянной этажерке, четко рассортированная по назначению. Среди книг, занимавших еще две полочки, помимо бульварных женских романов можно было обнаружить сочинения Вольтера и Ницше, а также потрепанный томик Байрона. Вероятно, Лиза пыталась скрыть свою душу под маской этакой сексапильной дурочки, чтобы избавиться от мук одиночества. Мужчинам редко нравятся умные женщины, и оттого представительницы прекрасного пола прилагают все усилия, чтобы казаться милыми глупышками.

– Думаю о том, что ты прекрасна, – улыбнулся я, поцеловав волосы Лизы. – И о том, как жестока судьба, что разлучит нас на рассвете.

– Не думай о том, что будет, я счастлива здесь и сейчас, рядом с тобою, Майк, – прошептала женщина, прижавшись ко мне своим восхитительным обнаженным телом. Я чувствовал её каждым дюймом своей кожи. Её большие упругие груди, подобные спелым дыням, её податливые бёдра, пленившие меня, точно капкан, её жаркое дыхание, заставляющее дрожать каждый мускул моего тела. – Ты ведь бежишь не от меня. Ты бежишь от своей боли. Так же, как и я.

Я ничего не ответил. Где-то глубоко, под толстой кольчугой похоти и безразличия, подлинный Майк Гомес заплакал. Он встретил ту, которая его понимала, но не мог отяготить её и свою жизни отношениями, которые всё равно заведут обоих в тупик.