Константин Малахов - Молния среди леса

Тима задумался, а затем схватил меня за руку и повел в сарай.

Внутри было как-то сыро и холодно, либо это были все еще не остывшие мои чувства к сараям. Под потолком гирляндами висели пучки каких-то трав, мешочки. Стояли старые, потемневшие бочки, бугрились какими-то овощами дерюжные мешки. Тимоха подошел к прислоненным к стенке паре больших досок, отодвинул их, разобрал ворох каких-то тряпок. Обнажился то ли картонный, то ли фанерный прямоугольник с рисунком. Было темно, но не успел я прищуриться, как точно на картину упал поток света – это мальчишка сдернул тряпку с небольшого окошка.

С холста (иначе это не назовешь) смотрела дочка Зверева – Ольга. Она смотрела не на меня, а куда-то вбок, улыбаясь лишь уголками рта. Не знаю, благодаря тону или взгляду, или чему еще, но изображение было каким-то таким теплым, словно желтый луч солнца в осенний день – красивый, мягкий, согревающий. С того расстояния, что я рассматривал работу, картинка казалась очень четкой и детальной.

– Это ты нарисовал? – я восхищенно посмотрел на Тиму.

Тот закивал, не снимая с лица фирменную улыбку.

– Это кистью, да? – я подошел поближе, любуясь.

Вместо ответа парень достал откуда-то старые консервные банки и несколько палочек. Затем на моих изумленных глазах макнул в одну из емкостей мизинец и нанес маленькое светлое пятно на локон волос девушки. Критично осмотрев сделанное, Тимоха, обычной палочкой, убрал немного краски, после чего пальцем растушевал оставшееся. Получился блик на волосах, очень такой органичный.

Так вот почему у него так часто перепачканные руки.

– Скажи Тима, а как ты нашел эту девушку? Гулял в лесу и случайно вышел к ее дому?

Тот отрицательно покачал головой.

– А как же тогда? – я был озадачен. – Ты знаешь, что у нее очень строгий папа?

– Папа разрешает иногда. Только когда мы вместе…

– Разрешает? – я старался мыслить логически. – Это он тебя привел к себе домой и познакомил с дочкой? Или может застал тебя там?

– Нет! – весело ответил Тимоха и добавил такое, от чего я впал в короткий ступор, а затем у меня снова рухнуло все представление об окружающей обстановке. Нет, все конечно получается логично, никак иначе. Он добавил:

– Меня туда привела мама.

– Мама…? – только и смог я вымолвить. Обрывки информации начали слетаться в кучу, словно железные кнопки к магниту.

– Мы ходим туда к Оле. Меня иногда пускают, но только когда там Олин папа, а так мама сама ходит. Борщ варит вкусный, шьют вместе с Олей, – увлеченно и даже как-то мечтательно продолжал Тима, наверняка рисуя в своем воображении эту идиллическую картину.

Ну конечно же, а за это охотник снабжает Галину Ивановну дичью. Егерь оказался заботливым отцом, понял, что девочке нужна женская рука, особенно когда хозяйство вести больше некому. Отсюда и умение готовить, шить, стирать и прочие необходимые навыки. И поэтому девушка не такая уж забитая, как для полной отшельницы, а вполне себе общительная. Стоит ли винить Наседкину в том, что она не рассказала о своем знакомстве с Денисом Егоровичем? Даже не знаю. С одной стороны, как-то обидно, а с другой – она скорее всего боялась потерять эту работу. Этот мотив мне хорошо известен, ведь в моем родном Сан-Франциско до сих многие люди имеют лишь миску супа в день от государства, и цепляются за каждую работу зубами почище любого зверя. И глаза она часто от меня отводила, может стыдилась. Как раз от нее, от Оли, бежал домой Тима, в день нашего знакомства. Мое негодование утихло. Я снова взглянул на кашляющего Тимоху, заботливо укутывающего портрет. Вспомнилась песня, услышанная мною по радио. В ней певица красивым голосом пела про мальчика, прислуживающего в церкви у алтаря, восторгаясь его юностью и чистотой души, прося его, такого прекрасного, замолвить у Бога за нее словечко. Как же хорошо эти слова ложились на Тиму Наседкина.

Все вокруг начинало меняться. Воздух стал холоднее, порывы ветра жестче, Корней Аристархович – взволнованнее. Я торопливо вываливал ему всю добытую информацию. Доктор нахмурился, встал, проковылял до другого конца комнаты, затем обратно. Я же использовал паузу для закидывания себе внутрь всякой снеди, без разбору – мясо, консервированные овощи, варенье, заливая все горячим чаем. В топку , как любят говорить русские. Какое точно выражение, ведь кинуть в топку означает, что внутренняя машина заработает на полную мощь и помчится вперед. Не то что банальное «в желудок», словно медицинская процедура.