Юлия Токарева - Со скоростью мечты (иллюстрированный сборник короткой прозы и поэзии)

– Расскажи…

– Ты знаешь, моя мать исчезла, когда мне было три года, – Эвелин смотрела на реку невидящим взором, а ее голос звучал непривычно пусто. – Отец безуспешно искал ее, а потом женился во второй раз. Моя мать умерла, когда мне было десять. Да, не удивляйся, что я знаю об этом – она была первой неживой, кого я увидела. Она зашла попрощаться и в тот же вечер ушла дальше. С того дня я уже не могла их не видеть, – с горьким вздохом Эвелин закрыла глаза ладонью. – Одни просят помочь им, решив какую-то беспокоящую их проблему, другие мечтают о похоронах, третьи сошли с ума от боли и пугают людей, питаясь их ужасом. Когда на следующий день я вышла на улицу, мир показался мне кошмарным сном. Я испугалась и побежала, не глядя, надеясь сбежать от собственного страха, и остановилась здесь. Так я и познакомилась с Нортом. Двести лет назад его сбросил с моста родной дядя, чтобы завладеть фамильным имением. Он испугался и до последнего не понимал, что умирает. Поэтому он застрял здесь, посередине моста, точно над местом своей гибели. Обычно умершие успокаиваются, увидев свою могилу, но его гробом стали скалы, и увидеть себя он не мог. Я приходила к нему каждый вечер, мы разговаривали обо всем на свете – о том, каким был мир в его время, о том, как проходят мои дни. Он очень любит книги, и я часто читала ему вслух, а потом он учил меня рисовать. Мой дар развивался – на второй год я могла дотронуться до Норта, на третий – он смог коснуться меня. Его призрачность стала не важной. Я много думала о том, какого это: быть прикованным к одному и тому же месту десятки лет. Больше всего на свете я хотела освободить его от этой муки. Недавно я догадалась, как это сделать. Несколько дней я готовилась: копала могилу, собирала бинты и растворы, на случай, если поранюсь в воде. Я знала, что он пойдет дальше, но позволяла себе надеяться, что он сможет ненадолго остаться ради меня. Но теперь он свободен, и он это заслужил, – тихо договорила она. Каждое произнесенное слово снимало камень с ее души, и теперь боль потери казалась терпимой. По крайней мере, ей не хотелось больше кричать и с разбега кинуться в пропасть второй раз за сегодняшний день. Рик молчал. Видеть ее боль было тяжело, слышать о том, что она любила другого – больно, понимать, что она ему доверяет – нестерпимо сладко.

– Ах да. Твой любимый вопрос, – на мгновение губы Эвелин тронула легкая улыбка, – в черном я хожу для того, чтобы призраки принимали меня за одну из них и не трогали. Некоторые из них очень болтливы. И… ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей? – горько спросила она, впервые за вечер поднимая на него взгляд.

– Да. Но я все равно тебя люблю, – уверенно ответил Рик, бережно поднимая девушку на руки. – Пойдем в больницу, меня пугает кровь на твоих бинтах. Пусть тебя осмотрят…

– Рик… спасибо. Прости, что так получилось…

– Ничего страшного. Я не тороплюсь, – мягко ответил он.

ОБРЫВ

Знаешь, это похоже на сумасшествие,

Холодные, острые льдинки шторма отчаяния,

Как горько окончилось долгое путешествие -

Жизнью разбитой, в мире чужом скитанием.

Знаешь, это похоже на смерть, крохотную, карманную,

На момент постепенной дремоты, перехода из яви в сон,

Голова, такая пустая, будто стеклянная…

Все вокруг как какой-то безумный карточный кон!

Помоги мне поставить шалашик в холодной пустыне,

Помоги мне собраться и снова разжечь огонь.

Я всегда буду вместо молитв повторять твое имя,

В надежде, что ты однажды протянешь ко мне ладонь.

Некто

За ворох нелепых ошибок молю, прости.

Верю, ты будешь и дальше меня вести

При солнечном свете и в сумраке фонарей,

По трудным дорогам и перепутьям дверей.

Пусть твое имя меняется каждый раз,

Пусть мои лица тоже не постоянны,

Простая улыбка в насмешливой нежности фраз

Позволит узнать тебя через года и туманы.

Я уверенно шагаю в плотную тьму, незримая дверь за моей спиной мгновенно захлопывается и исчезает, оставляя под пальцами холод влажного камня. Стена. Глаза постепенно привыкают к густому мраку, выуживая обрывки реальности, впереди – лишь грязный переулок, настолько узкий, что если развести руки, упрешься ладонями в стены высоких старинных домов. Неба не видно. Кажется, крыши смыкаются где-то над головой. Мне действительно страшно. Вечно так продолжаться не может, верно? Решив, что вижу достаточно, я делаю робкий шажок вперед, прощупывая мыском сапога корявую поверхность – не упасть бы.