Юлия Токарева: Со скоростью мечты (иллюстрированный сборник короткой прозы и поэзии)

Эвелин оглянулась на скрытые осенним туманом часы одной из городских башен, легко коснулась его щеки и убежала, крикнув уже на ходу:

– Прости. Встретимся вечером.

– Я люблю тебя, – тихо прошептал он ей вслед, а она как будто слегка обернулась. Или ему показалось?

***

– Ты не замерзнешь? – заботливо спросил светловолосый юноша в старинном костюме, беззаботно сидящий на перилах высокого моста. Далеко внизу грохотала река, веселым щенком резвясь на осколках старинных скал.

– Нет, не волнуйся, – Эвелин привычно привязала сумку к изящному завитку ограды и повесила сверху тонкую осеннюю куртку. Она отводила глаза, а ее пальцы слегка дрожали.

– Как прошел день? – осторожно спросил Норт, спрыгивая на доски и заключая девушку в свои объятия.

– Норт… я хочу тебе помочь, – девушка слегка отстранилась и взяла его за руки, крепко сжав пальцы. Она уверенно смотрела ему в глаза, и ее решимость начинала пугать его. На тонких паучьих лапках в душу Норта вползали сомнение и беспокойство – конечно, Эвелин могла решиться на такой шаг, но ей же никто не сказал о том, что это возможно?

– Ты и так мне помогаешь, – мягко ответил он, шагнув ей навстречу. Норт чувствовал, как дрожат ее ладони.

– Нет, – резко ответила Эвелин.

– Ты – единственный человек, который со мной заговорил за последние два столетия. Ты приходишь ко мне каждый день, ты заботишься обо мне, ты излечиваешь мою боль, – больше всего на свете Норт хотел, чтобы на нее подействовали те убаюкивающие интонации, которыми он прекрасно владел при жизни. В ее глазах заискрились капельки слез, она моргнула и после долгого глубокого вдоха произнесла удивительно спокойным голосом:

– Я тебя люблю.

Ее голос втек в его душу расплавленным железом и взорвался внутри сотнями огненных вспышек. Мысли путались. Он любил ее больше всего на свете, но она была жива, а он умер, и умер очень давно, и если он будет с ней, то ее жизнь здесь будет безнадежно испорчена… ее будут считать сумасшедшей, у нее никогда не будет нормальной семьи. Никогда не будет детей. Из глубин разума выплыла самая страшная мысль: а что если она, подумав о том же, решила быть с ним? Норт покосился вниз. После падения с такой высоты на скалы не выжил еще никто.

– Прости, – тихо прошептала она, отпуская его руки, – я наивная идиотка, подумала, что ты тоже можешь… ай, дура! – горько вздохнула Эвелин, зачем-то развязывая шнурок.

– Стой. Стой-стой-стой, – нервно выпалил он, мгновенно опускаясь рядом и бережно обхватывая руками ее хрупкие, вздрагивающие от едва сдерживаемых рыданий плечи. – Я тоже тебя люблю, – впервые в жизни и посмертии признался он, – только не волнуйся. Ты замерзла, накинь, пожалуйста, куртку и поговори со мной, ладно? Пожалуйста.

– О чем? – глухо поинтересовалась она, продолжая неторопливо расшнуровывать второй ботинок.

– Ты сказала, что хочешь мне помочь, – мягко напомнил Норт.

– Да. Я хочу тебя похоронить.

– Нет!

– Тогда ты не будешь привязан к этому мосту. Ты сможешь быть там, где захочешь, – терпеливо, как маленькому ребенку объяснила она. Норт кивнул.

– Да. Только ты разобьешься насмерть, спускаясь с этого чертового моста, – прошептал он, закрывая глаза. – Ты хоть представляешь, как сложно будет найти там то, что от меня осталось?! – Норт указал на бурлящую внизу воду. «Разве может быть что-то хуже, чем видеть ее смерть?» – подумал он, и сам же себе ответил. Может. Видеть ее смерть по своей вине.

Ее губы легко коснулись его щеки.

– Норт. Пожалуйста. Я не могу видеть, как ты страдаешь. Я знаю, что каждое мгновение ты чувствуешь отголоски той боли, что вырвала душу из твоего тела.

– Откуда? – горько спросил он, – Откуда ты все это знаешь? Я никогда не говорил тебе ничего такого.

Она ласково пригладила его длинные светлые волосы и грустно улыбнулась.

– Книги, Норт. Я очень много читаю.

– Ты разобьешься, – прошептал он.

– Тогда мы с тобой будем привязаны к этому мосту оба, – скрывая свой страх за усмешкой, ответила девушка.

– Нет. Я тебя не пущу, – он держал ее так крепко, как только мог. Она продолжала тепло улыбаться, разглядывая его бирюзовые глаза, так похожие на воды реки, в которой он так и не нашел своего покоя, дотрагивалась до его лица кончиками озябших пальцев, словно стараясь запомнить по осязанию его изящные черты. Каждое ее прикосновение облегчало вечную иглу боли, прошивающую его душу колючей шерстяной нитью. В тот миг, когда она коснулась губами его губ, он почувствовал себя живым. В следующее мгновение он увидел ее спускающейся по опорам моста.