Александр Харыбин - Пятый всадник

На Базу добрался за пару часов. Не то, что пробок, даже затруднений нигде не было, несмотря на рабочее время. Похоже, причиной был затяжной кризис, продолжающийся уже почти три года. Ну и еще то, что на Дмитровке за последнее время построили несколько новых эстакад. До самой Базы ехать не стал, чтобы не завязнуть посреди леса – после двух недель дождей дорога превратилась в сплошное месиво. Достал из багажника лопатку и сходил к тайнику, где спрятал самые ценные запчасти от своего ядерного реактора. Тайник за время моего отсутствия никто не тронул. Выкопал мешок с запчастями и отнес его к машине. Затем решил посмотреть на то, что осталось от Базы.

Лучше бы этого не делал – от вида развалин защемило сердце. Даже утрата моего итальянского домика не принесла столько скорби, сколько разрушение Базы. В Доме, конечно, было очень хорошо жить и отдыхать, но именно на Базе я имел возможность творить. Только там я по-настоящему чувствовал себя человеком.

Я повернулся спиной к прилично заросшим травой и мелким кустарником кучам строительного мусора, которые когда-то были Базой, и поплелся к машине. Обратно ехал медленно. Настроение было – будто кладбище посетил.

На подъезде к Москве позвонил отцу. Он оказался дома и взял трубку. Узнав, что я сейчас в Москве, обрадовался, насколько можно было судить по голосу. Я не знал, живет ли у него сейчас какая-нибудь очередная пассия, поэтому навязываться не стал. Но он сам предложил заехать. На МКАДе пробок не было, поэтому поехал к нему на машине. Надеясь, что он будет один, по дороге заехал в супермаркет, купил бутылку коньяка и хорошей закуски – нарезку копченой колбасы, осетринки и еще кое-каких вкусностей.

Сразу на пороге постигло жестокое разочарование – в квартире находилась тетка лет пятидесяти. Слегка полная, но довольно неплохо сохранившаяся. Настроение упало. Познакомились, но её имя моментально выветрилось из головы. Когда уселись за стол, я сперва попытался отказаться от коньяка. Ночевать здесь, как я уже понял, не получится, а передвигаться в поисках гостиницы хотелось на машине, а не на метро или автобусе. Но уговорили. Я вспомнил, что одна гостиница здесь есть в десяти минутах ходьбы, махнул рукой и налил себе рюмку.

Пошли разговоры. Отец все допытывался, чем я занимаюсь. Естественно, от прямого ответа пришлось уклоняться. Сказал, что работаю технологом на химическом предприятии. Назвал даже город – Норильск. В моем представлении это был самый настоящий край земли.

Отец, под воздействием выпитого, запел свою обычную песню. Смысл ее сводился к тому, что он в мои годы уже руководил целым отделом в исследовательском институте, а я, вот, такой придурок, не могу ничего в жизни добиться. Вскипела обида. Страшно захотелось сказать, что я добился во сто раз больше, чем он. Но удалось взять себя в руки и промолчать.

Насторожило, когда отец вдруг обмолвился, что три года назад, через пару дней после моего звонка ему, обо мне спрашивали. Я попытался, как можно более равнодушным тоном, расспросить поподробнее. Отец сказал, что приходили два человека. Они назвались моими друзьями по институту и допытывались, не знает ли он, куда я пропал и как меня можно найти. На вопрос, не были ли похожи на кавказцев или представителей каких-нибудь других южных народов, ответил отрицательно. Сказал, что рожи, были русские.

В том, что террористы придут к отцу, я не сомневался. Опасался только, что могут взять в заложники, чтобы меня выманить. Слава Богу, обошлось. Наверное, отец был убедителен, когда говорил им, что не знает, как со мною связаться. За столом уже не сиделось, и единственным желанием было скорее отсюда убраться. Поэтому скомкал разговор, извинился за то, что дела заставляют меня покинуть такую замечательную компанию, и откланялся. Отец не настаивал на том, чтобы я остался.

В прихожей, надев ботинки и натягивая куртку, вытащил из кармана деньги и отсчитал отцу тысячу евро. По его округлившимся глазам понял, что сюрприз удался. Ну, что ж, пусть у него обо мне останутся хоть какие-то положительные воспоминания.

Еще в лифте почувствовал внутри какое-то напряжение. Предчувствие чего-то очень нехорошего. Будто какая-то опасность подстерегает меня совсем рядом. Покинув лифт, не стал сразу выходить из подъезда. Решил немного постоять на лестнице и поразмыслить.

В принципе, даже, если террористы про меня не забыли совсем, все равно три года держать в напряжении кучу народа нереально. Но для того, чтобы контролировать телефон отца, много ресурсов не требуется. Они могли засечь мой звонок и устроить засаду.