Александр Харыбин - Пятый всадник

В общем, эта первая ознакомительная встреча оказалась весьма плодотворной. Я уже абсолютно точно знал, как именно мне подготовить образец для предстоящего эксперимента. Также Инженер передал мне датчики, которые нужно было поместить внутрь образца.

На обратном пути к Базе пришлось сделать приличный крюк, чтобы заехать в Контору. Надо было доложить Профессору о том, как прошла сегодняшняя встреча. Также я надеялся, что получу ответы Бармалея на свои вопросы. Если насчет цилиндрической формы образца после разговора с Инженером мне уже было все понятно, то по остальным пунктам очень хотелось получить разъяснения.

Я надеялся, что ответы, которых так жаждал увидеть, ожидали меня в Конторе. Хотя, хорошо разбираясь в психологии людей, подобных Бармалею, я испытывал по этому поводу определенные сомнения.

Профессор протянул мне один листок. Это была ксерокопия текста, написанного от руки мелким корявым почерком. Формат сего манускрипта, мягко говоря, поразил. Во втором десятилетии двадцать первого века рукописный текст казался анахронизмом. Пробежав его глазами, я понял уловку Бармалея. Текст был щедро испещрен математическими формулами, из которых смог узнать только уравнение Шредингера, пока еще не до конца забытое из курса физической химии. Словесные комментарии к данным математическим экзерсисам были короткими и содержали массу незнакомых терминов. Мне все стало ясно. Не желая давать ответов на поставленные вопросы, но при этом, не имея возможности и отказать, Мериновский решил просто запудрить мне мозги. Ладно, на Базе разберусь, даже если мне для этого придется заново пройти курс высшей математики и квантовой механики. Пока я знакомился с содержимым, Профессор неотрывно и с явным интересом смотрел на меня, ожидая реакции. Я с максимально непроницаемым выражением лица начал медленно складывать листок с тем, чтобы положить его к себе в карман.

Ты удовлетворен ответами? – спросил Профессор неожиданно.

Почему ему так уж важно прямо сейчас узнать мое мнение об этих бармалеевых художествах?

– А вы их смотрели? – ответил я вопросом на вопрос.

– Да, еще вчера. Как тебе это? – он взглядом указал на еще не полностью сложенный листок у меня в руках.

– Честно? Я думаю, что это издевательство. Или саботаж. Смотря, с какой стороны взглянуть. Приеду на Базу и разберусь.

Профессор протянул руку за листком. Я отдал его. Он развернул бумагу, разгладил на столе ребром ладони и задумчиво посмотрел в содержимое.

– Формально, он ответил на все вопросы, – после довольно продолжительного молчания произнес он, – я вчера внимательно изучил весь этот труд. Я думаю, он таким способом просто указывает тебе на твое место в проекте. Место обычного исполнителя. Несмотря на то, что вся идея принадлежит тебе. Он же прекрасно понимает, что химик, даже очень хороший, обычно не бывает силен в высшей математике.

Он снова замолчал, продолжая машинально разглаживать лист ребром ладони. Мне стало немного обидно за этот намек на мои математические познания.

– Сергей Александрович, математика и в химии, и в физике может многое объяснить. Иногда даже предсказать кое-какие новые эффекты. Но она вряд ли заменит интуицию ученого. А тем более, вряд ли сможет открыть что-то принципиально новое. Я не так силен в этой науке, как Мериновский, но очень сомневаюсь, чтобы он был бы способен открыть то, что удалось мне.

Профессор слегка усмехнулся, выслушав мое заявление. По его лицу я так и не смог понять – обидело ли его это довольно эмоциональное высказывание. Несколько секунд молча он теребил в руках злосчастный лист. Потом, видимо, сообразил, как мне ответить. Тон его был вполне доброжелательным, я бы даже выразился, примирительным. Из чего хотелось сделать вывод, что обиды на меня он не держал.

– Олег, те объяснения, которые дал Мериновский по твоим вопросам, показывают, что реализация, которую он предложил для первого эксперимента, имеет смысл. Я не сомневаюсь, что ты с помощью своей интуиции и сам бы дошел до такого решения. Да и он вряд ли это придумал сам. В этой области люди работают десятки лет и накопили кучу готовых решений. Просто в некоторых областях Мериновский знает больше тебя, а самое главное, у него есть, с кем советоваться. А насчет математики – если хочешь, я могу облегчить твою работу и сберечь тебе кучу драгоценного времени – переведу на человеческий язык то, что здесь написано.

Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая ответа на свое ненавязчивое предложение. Времени, которое я неизбежно потратил бы на разбор бармалеевских математических иероглифов, было жаль. Пришлось дать согласие, несмотря на уязвленное самолюбие.