Глеб Васильев - Стакан

– Обязаны? – Трехручка чуть не подавился куском кабаньего окорока. – За себя говори, а я за Экстраполис от всей душеньки спокоен – под купол никакой ядерной конфетизации не просочиться.

– Виргиния – дыра, – Селия пожала плечами. – Там даже портнихи ни одной приличной нет.

– Мы бессильны. Мой народ уважает силу, но отвергает насилие, – глядя на огонь, сказал Кратис. – В Римафинах чужестранцев принимают как гостей. Даже если предупредить людей о нападении, это ничего не изменит – они не станут воевать. Лучше погибнуть, чем изуродовать свою душу убийством.

– Многоуважаемый Кратис тысячекратно прав в том, что не стремится переоценивать наши силы. Если Красвиль и Римафины обречены, то это хоть и прискорбная, но судьба, – Бальтазар поднял вверх указательный палец, подчеркивая важность своего высказывания. – А у нас всех тоже судьба, но своя. Нам надобно по воле этой судьбы не в войну играть, а волшебника отыскать и желания овеществить.

– Да вы только послушайте себя, шкуры бобровые! – взвился Полулунок. Он собрался отчитать спутников за малодушие, но осекся. Его разум царапнули последние слова Силагона. «Овеществить желания, – подумал Халфмун. – Точно. Я ведь могу загадать какое угодно желание. Да, я спасу всех-всех-всех. Такой героизм Селия точно заметит и оценит по достоинству».

– Ладно, бобров на плотине не меняют, – сказал он вслух. – Путь выбран, будем следовать по нему до конца.

– Как же ты меня достал своими бобрам, – закатив глаза, простонала Селия.

Наевшись, путешественники пошли дальше. Полулунок нес завернутые в листья исполинского лопуха остатки мяса, Селия восседала на шее Кратиса, а Трехручка и Бальтазар – на плечах великана.

– Я тащу кабана на горбу, потому что половину его ног мы съели, а оставшиеся если куда и пойдут, то только нам на обед. А тебе, Кратис, как будто нравится изображать вьючное животное и везти тех, кто и сам ходить умеет.

– Животное… я и есть зверь, а не человек, – вздохнул Ясносвет. – Мое внешнее уродство дополнилось внутренней ущербностью, и нет смысла отрицать это. Я чудовище, которое никем не притворяется. Однако когда этот монстр хоть немного помогает людям, в нем оживает память о том, что когда-то и он был человеком.

– Лучше бы мне мясо нести помог, – проворчал Халфмун.

– Дохлая свинья для тебя важнее, чем я? Надо же, какое прелестное откровение, – Селия с высоты плеч Ясносвета одарила ссутулившегося под весом туши Полулунка презрительным взглядом.

– Вот-вот, молча завидуй, господинчик хорошенький, – поддакнул Трехручка.

– Любезный Халфмун, беру на себя смелость пообещать, что постараюсь проголодаться как можно скорее, дабы облегчить твою ношу путем частичного ее перемещения в мои благодатные недра, – выпустив шумную отрыжку, сообщил Бальтазар.

Через неделю пути лес начал понемногу редеть, а на восьмой день путешественники вышли к равнине, раскинувшейся до самого горизонта.

– Наконец вы сможете вымыть эти ваши ужасные мужские тела, и я хоть на какое-то время перестану задыхаться от вони, – сказала Селия, глядя на сверкающую в лучах солнца ленту реки, пересекающей равнину.

– Дражайшая сударыня, обращусь к вам с симметричной просьбой, так как издаваемый вами чудный аромат уже не только сковывает мое дыхание, но и глаза режет немилосердно, – Бальтазар потер глаза кулаками.

– Вздор. У Кратиса шея потеет, а лишь пропиталась его потом.

– Простите, я непредумышленно, – вздохнул Ясносвет.

Дойдя до прогалины на берегу реки, Халфмун, предвкушая купание, принялся стаскивать с себя заскорузлую одежду, но его остановил возглас Селии: – Стой! Ты что задумал, оголяться у меня на глазах? Будь добор отойти за какие-нибудь кусты и раздеваться там, и купайся так, чтобы я тебя не видела. Остальных это тоже касается. И чтобы даже не думали за мной подглядывать. Не то я позабочусь, чтобы подглядывать вам впредь было нечем и не зачем.

Кратис с Трехручкой послушно ушли вверх по течению, а Халфмун и Бальтазар скрылись за кустами на другой стороне прогалины, оставив Селию в одиночестве.

– Вроде бы, достаточно далеко отошли. Можно в воду лезть.

– Здешние заросли крапивы чрезмерно густы и стрекотливы. Предлагаю проследовать далее до более комфортного места, – ответил Силагон.

– Ты как хочешь, а я больше шагу не сделаю, не искупавшись, – сказал Полулунок, проворно раздеваясь. Бальтазар же, фыркнув, пошел дальше.

Когда Халфмун забрался в реку по пояс, до него долетел голос Силагона: – О, а вот эта полянка мне весьма по вкусу. Зря ты отверг мое разумное предложение. Тут мягкая шелковистая трава, удобный спуск к воде, живописная раскидистая ива и… ААА!!! Спасите!