Сергей Пациашвили - Калинов мост. Змей Горыныч

– Ратмир, – подбежал Айрат и крепко обнял его, причинив боль. Глаз богатыря был перевязан повязкой через голову, лицо было бледно, как мел.

– Этого не может быть, – разглядывал его Филипп, – твоя рана закрылась, за одну ночь. Это просто невозможно.

– Истинно, ибо невозможно, так говорил Тертуллиан, – усмехался Ратмир, цитируя отца церкви, – Мне бы сейчас вина.

– Бабу тебе нужно, – снова заговорил Гарольд, – найди себе вдову какого-нибудь многожёнца, подари что-нибудь, по Турлиана своего расскажи, и она твоя.

Ратмир застенчиво опустил взгляд, и скандинав тут же это заметил.

– А, смотри-ка, прикончил двоих, а всё строит из себя святошу. Неужто тебе бабу не хочется? Только не ври, после боя всем хочется, больше, чем вина.

– Посмотрим, – лишь отвечал Ратмир, глядя ему в глаза.

– Ладно, пойдём, – уводил его Филипп.

– А Филипп, кстати, тоже разделался с двумя, – рассказывал Айрат, когда они ушли уже достаточно далеко, – а всё скромничал. Я-то ни одного не убил, да ещё и глаз потерял.

– Мне просто повезло, – отвечал Филипп, – но здесь нечем хвалиться. Я молился, и Бог помог мне.

– Бог лишь в одном мог помочь тебе, – заговорил вдруг Ратмир, – если бы позволил умереть. Но он хочет, чтобы мы убивали, чтобы губили свои души. А может, Бога и вовсе нет? Мы просто копошимся здесь, как черви, истребляем друг друга, а потом сдохнем, и ничего от нас не останется. И был ли смысл убивать друг друга? Хотя, только это нам и остаётся в этой грязи.

– Эх, Ратмир, вижу ты очень расстроен, – с пониманием говорил Филипп, – мы все расстроены. Пойми, этот мир ужасен, он действительно грязный и мерзкий, как ты говоришь. Но это лишь испытание. Нужно прожить в этой грязи и не смешаться с ней, и тогда в конце времён мы воскреснем и будем с Богом. А те, кто смешаются с грязью, так в ней и останутся.

– И ты действительно веришь в это?

– Да, и ты должен верить, потому как ты – богатырь.

– Я должен верить только потому, что должен? А если я не могу? А если я не хочу? Что будет? Бог накажет меня? Что же он не наказывает, что же не даёт мне умереть, а всё мучает. Хочет посильнее извалять меня в грязи? Думает, что это смешно?

– Да уж, смешно, – усмехнулся Айрат.

– И что же он не наказывает меня? – продолжал Ратмир, – вот он я, в его руках целая Вселенная. Что же он не разделается со мной?

– Ратмир, я не узнаю тебя, – поднимал голос Филипп.

Ратмир и сам не узнавал себя, чувствовал, будто говорит не он, а кто-то чужой говорит его голосом. Каждое слово причиняло ему боль, но он всё равно говорил. Теперь же он вдруг замолчал и оглядел своих собеседников. Один с перевязанным глазом, лицо наполовину опухшее, может, и не выживет, а всё смеётся чем-то, радуется. Другое с полным сочувствия лицом излагает какие-то богословские истины. Потерял семью, потерял себя и уже давно должен был умереть, но всё боится, и оправдывает свой страх смерти религией. Обоих здесь не должно было быть, оба были словно живые мертвецы. Ратмир вдруг почувствовал невероятное отчуждение. Они никогда не поймут его, они даже говорят на разных языках, он не знает их, а они не знают его.

– Ты и не знал меня, – бросил Ратмир Филиппу и, повернувшись к нему спиной, пошёл прочь. Наконец-то он остался один, но какая-то чужеродная, неистовая ярость кипела внутри него, затуманивала разум. Он не понимал, что с ним происходит, и никто не мог объяснить ему, в чём дело, никто, кроме волхвов. Если они ещё на заставе, нужно было непременно их разыскать. Они должны Ратмиру, в своё время он хорошо выручил их, хоть и не все воспользовались его помощью. Но сейчас богатырь даже радовался тому, что не все чародеи покинули заставу. Ноги словно сами принесли его к знакомой избе. Почему-то Ратмир был уверен, что здесь кто-то есть, но сколько он ни стучал, ему не открывали. Он уже собирался уходить, но тут за спиной услышал деревянный скрип.

– Тебе чего? – спросил незнакомый голос.

– Мне нужны волхвы, – обернулся Ратмир, – нужно поговорить с ними.

– Волхвы уже давно все заставу покинули, ещё во время второго крещения, – отвечал полуслепой горбатый старик, – нешто ты не знаешь?

Ярость клокотала внутри Ратмира. Он достал из ножен свой меч, тот самый, которым зарезал двух чародеев и ткнул им в грудь старика. Тот в ужасе попятился, и богатырь вошёл в дом.

– Говори, где волхвы, – кричал Ратмир, словно в бреду, – или умрёшь.

– Не тронь его, – послышался рядом чей-то голос. Ратмир повернулся и увидел Доброслава. Рядом с ним был уже знакомый волхв с большой родинкой возле носа и пара молодых волхвов.