Арест Ант - Как стать контрабандистом 5. Тюремные будни

– Говорил-говорил, – задумчиво подтвердил я, подливая себе кофе, – Как сейчас помню, гнусно ехидничал моему появлению, и тому, что я в один в двухместке сижу, хотя тюрьма переполнена… как последний презерватив.

– Вот, учись красиво выражаться, jail entrant (тюремный новичок) . – тон Сулева прозвучал до обидного поучающим.

– То наезжал… теперь хамишь? – уточнил Лёха мрачно.

– Не-а, это вроде тюрьматурьента.

– Это пёс, что ли?

– Как абитуриент в тюрьме. До пса расти, не дорасти. Это тебе не твоё водительское кормило уже через месяц пальцем крутить и елдой скорости переключать. Тут творческий подход… это когда шкурка оценивается другими и совсем под другим углом.

– Хорош психику прессовать. Умное что скажи.

– Так судья вас по пунктам расписала. И хрен кто вас теперь отмажет , мои недорогие россиянцы. Здесь вы только азиатские имперцы третьего сорта. Следующие инстанции станут выносить решения исключительно на основании писульки этой судейской дуры. У них там, в высоких судах, нет никакого времени во всех документах заново копаться. Вы качественно застираны в овне, если говорить культурно, а таможня хорошо подмыта. Готовьтесь чалиться от звонка до звонка.

– Ты тоже был советским. Не отмажешься. Имперец, мля… эстонский перец, – мстительно сказал Лёха и резко встал, – Пойду к своим, а то в лом, если не культурно, мести пургу впустую. Чесало не железное, да и моча все мозги продавила.

– А я и не спорю, – подтвердил ему Сулев в спину, и, по блатному цыкнув зубом, почти прохрипел, как пропел, – Был я простой советский заключённый, зато теперь свободный человек!

– У тебя логика нарушена. – меланхолично отметил я, добавляя сахар в кофе.

– С логикой у меня всегда порядок. Да, опять сижу… но как свободно!

– Слушай, а ты с утра ничего такого не принимал, а? – повышенная разговорчивость Сулева всегда вызывала у меня определённые подозрения.

– А что, заметно? – неожиданно забеспокоился Сулев, – Я только так… – он пощёлкал пальцами и стал их с большим интересом рассматривать. Потом опомнился и закончил – … типа приглашённый спец, заценить качество.

– Успокойся, – глядя на эту пантомиму вновь развеселился я, – Внешне почти совсем незаметно. Слегка сбледнул , глаза опухли, так что зрачков и вблизи не видно. Только уж больно разговорчив стал, просто эс-с-стонский балагу-у-ур . Не вздумай только вертухаям о тюремной свободе вещать. Сразу стребуют мочу на анализ.

– Ты недобрый, – он покачал головой, – Вырождаются настоящие русаки. Нету былой душевной благодати.

– Щедрости. Благодать из другой оперы. Душевной щедрости.

– Дождёшься от вас щедрости, оккупанты. За 120 несчастных финских марок меня целых три года в Сибири гноили.

– Не заливай. Во-первых, тебя свои же эстонцы повязали, а во-вторых, ты в Сибири и полгода не прокантовался. Сам же русским следакам липу слил и смылся. А потом спокойно расслаблялся в родных эстонских пенатах.

– Но и там в русской оккупационной тюрьме!

– А чем тебе местная демократическая лучше?

– Всем.

– Тут ты почти прав. Жрачка нормальная, колёса в любом количестве. Этого не отнять. Но здесь о тебе не один правозащитник не озаботится. А в оккупационной ты бы уже был узником совести и светочем свободы… с видами на приличное трудоустройство.

– А они разве не за надзор деньги получают?

– Исключительно за это. Но только очень избирательно. Вот мы и продолжаем нюхать демократическую парашу от самого гуманного суда.

– Красиво загнул. Ты никак писать начал?

– Угу, уже халявную пачку в мусор отфигачил. В Коннонсуо засел. Только на одну ночь хватило, а потом бросил. Детский лепет на тему: «Как я провёл лето у бабушки».

– Что я делал у бабушки? Дважды поимел старушку! – проорал Сулев, активно имитируя процесс.

Меня аж передёрнуло от его жлобски американизированного ударения на второй слог.

– Слышь, некрофил, давай быстрей слезай с кумара. Всех вертухаев взгоношишь своими воплями.

– А потом задул лягушке и соседке хохотушке… – тут он застрял в рифмах и замер.

– Угомонись, а то верняк – полный риммель 3настанет.

– Знаешь, что? – вдруг печально произнёс Сулев, – В Эстонии я такого себе не позволял.

– Стыдно перед головоногими?

– Обидно. Я же про соседку. В школе вместе учились. Иногда снится.

– А-а, я то подумал, что ты про свои стишата.

– Мы очень музыкальная нация. Все пишут стихи.