Татьяна Москвина - Культурный разговор

Да, мастерство и профессионализм прекрасны сами по себе. Но когда в человеке еще и горит этот «бледный огонь» духовных усилий и душевных трат, что-то совсем замечательное и редкостное выходит.

И эта его чудесная пропитанность искусством и жизнью , когда по лицу видно, как много человек видел, думал, чувствовал, читал, как непросто жил, пропуская все через себя и на все отзываясь!

(Дрейден – не есть ли носитель нервной системы драматического искусства?)

Сам актер, когда брал фамилию «Донцов», думал отделить работу в театре от работы в кино – но вышло так, что «жизнь в театре» перетекла и в кинематограф, явно его обогатив, и Дрейден получился цельным, единым и неделимым…

Я люблю актеров. А режиссеров люблю только тогда, когда с ними актеры играют гораздо лучше, чем без них. (Интерес к театральным режиссерам иногда даже кажется мне не вполне здоровым – все равно что идти в ресторан и специально интересоваться личностью повара, что-то снобистское и для немногих.) Я часто встречаю заявления актеров о том, что они хотели бы поработать с тем или иным режиссером. И все реже слышу от режиссеров, что они хотят поработать с тем или иным актером.

Действительно, не все ли равно теперь, с кем делать то ничтожное и ни для чего не нужное, что по большей части и называется сегодня «драматическим театром»?

Актеры заездили себя в пошлом гастролерстве, актеры стали отдавать свою душу и свое тело мерзким экспериментам, некоему подобию «совриска» в театре, они становятся пустыми, холодными, отвратительными фиглярами.

Любовь моя увядает…

Но Дрейден! Он будто из тех «десяти праведников», ради которых Господь обещал пощадить грешный город. Он и сам как город – огражденный сам собой и по своей воле.

Знаю, что рифма банальна и впрягали «лилию к Эмилии» задолго до лермонтовского подношения Мусиной-Пушкиной – «графиня Эмилия белее, чем лилия…» Я-то запомнила «лилию в долине» потому, что так называется неведомо почему одно издевательское стихотворение Брехта. А тут, в рассуждениях о творческом пути актрисы Молодежного театра Эмилии Спивак, нам все это пригодится – и поэтические аллегории, и белизна лилии, и Брехт. Потому как не можем же мы простодушно заявить: господа, Эмилия Спивак – фантастически красивая девушка, срочно корзины цветов в охапку и на Фонтанку. Приветствовать красоту. Поклониться ей.

Такого в Петербурге не бывает. То есть, конечно, когда-то было: имелся даже титул «первой красавицы» света, и его оспаривали эти загадочные белоснежные тетеньки с овальными личиками, которых мы видим на портретах Того времени. Пушкинского времени, разумеется. Нынче город к красоте строг: сражаясь с ее всемирно-историческим опошлением, требует непременно какую-нибудь «добавку», нисколько не удовлетворяясь простым родством с Кипридой.

Наши красавицы-актрисы – они совсем особенные. Пробежимся беглым взглядом – Ксения Раппопорт, Елизавета Боярская, Елена Калинина в МДТ, Александра Куликова и Полина Толстун в БДТ, Анна Ковальчук и Лаура Пицхелаури в Театре имени Ленсовета, Елена Мартыненко и Екатерина Зорина в театре на Васильевском, чаровницы из «Мастерской» Козлова (скажем, Мария Валешняя), цветник «Комиссаржевки»… словом, «есть на что приятно посмотреть». Но у всех «на добавку» имеется одаренность, а у некоторых еще и ум, и тяга к знаниям – в общем, люди как люди, только красивые. Петербургские красавицы не умеют ценить свою красоту как товар и довольно часто как бы не замечают ее (собственную-то красоту!), потому что решительно не приучены.

Да и приучиваться не стоит: ни рынка красоты в городе нет, ни поэтической традиции восторга и воспевания. Любую чересчур горделивую повадку тут быстро обломают. Что до Эмилии Спивак, то она с юности находится в состоянии хронического ужаса перед воображаемым недоброжелателем, который злобно твердит: актриса Спивак на сцене только потому, что ее папа – главный режиссер Молодежного театра. Этот могучий гад окидывает презрительным взглядом точеную изящную фигурку, лучистые прозрачные глаза, редкостный цвет лица (та самая старинная белоснежность), обворожительную улыбку, прочие прелести рыжей девушки – и пожимает плечами: подумаешь! пруд пруди таких! папа пропихнул!

В пасть гаду кидаются роли в кино (хотя бы Эсфирь Литвинова из «Статского советника» – разве в большом коммерческом кино подозревают о Театре на Фонтанке? кого туда папа может пропихнуть?) или, к примеру, «Золотой софит» за роль Людмилы Маргаритовой в спектакле «Поздняя любовь» по пьесе Островского – но ему всё мало, всё мало. Ситуация постоянного сражения с фантомом Нелюбви превращает творческую жизнь Эмилии в упрямую битву.