Татьяна Москвина - Культурный разговор

Возбужденная страстью, Дездемона – Спивак так горячо льнет к своему мужчине, так беспечно резвится в поле чувственной радости, что фатально пропускает момент, когда ей, вообще-то чуткой и внимательной, следовало бы насторожиться. Но она доверяет мужу безоговорочно, она – иное существо, чем он, способное к доброте, к состраданию. У того все просто: считал ангелом – разжалую в дьяволы, любил – убью. Это нам как раз в России знакомо, у нас полстраны таких Отелл. Дездемона Эмилии Спивак, искренняя и нежная, другого человеческого калибра. Прозрение наступает в конце, когда вместо мужа она видит перед собой лицо зверя и молит его – дай мне еще пожить, хоть денек, хоть часок. Трогательная, чистая девушка. Жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить?

Тут важно и то, что Спивак – не инженю с карамельной внешностью, она не щебечет, не воркует, напротив – у актрисы грудной голос и своя манера звукоизвлечения, она не проговаривает слова, а будто рождает их там где-то, глубоко, а потом выталкивает наружу в мир. От этого почти любой текст кажется прожитым, присвоенным, органичным. Вот и шекспировская Дездемона вышла у Эмилии Спивак не нарисованной, а живой и обаятельной.

Одна из лучших ролей актрисы на сегодня – Лора в спектакле «Синие розы» (это переименованный «Стеклянный зверинец» Теннеси Уильямса в постановке Льва Шехтмана). Там рассказ ведется о маленькой неполной семье (мама, сын и дочь), замкнутой в своем бедном и грустном микромире. В спектакле это воплощено слишком уж буквально – герои играют как бы в огромном пустом аквариуме, отделенные от зала прозрачными стенами. Я вообще враг всяких подобных препятствий между зрителем и актерами (психические излучения должны циркулировать свободно), и переднюю стенку мне не раз во время представления хотелось снести. Но неизменная переполненность чувствами, которая есть в Эмилии Спивак, пробивает даже стенку.

В «Синих розах» хромота героини (заявленная автором и предполагающая любую трактовку) – это не легкий недостаток, а настоящая инвалидность. У Лоры дефект стопы, так что каждый шаг дается с усилием, ей надо сильно припадать на здоровую ножку, нелепо вздымаясь и опускаясь во время ходьбы. Болезненно застенчивая девочка-инвалид застыла в хроническом страхе перед миром, но у нее есть своя, ни на минуту не прекращающаяся внутренняя жизнь. Рассказать об этом некому, никто не слушает ни о чем. Спивак играет бесконечно трогательно, потому что нигде ни на минуту не жалеет свою героиню, не обваливается в сентиментальность. Это мужественная, стойкая девочка, ей бы чуть помочь – и она найдет свою дорогу в жизни, выберется, преодолеет себя. Вот паренька, который нравился ей еще в школе, привел в гости брат – и вновь начинается история зарождения чувства, в сплаве притяжения и доверия, что так удается актрисе. Показать, как женское существо понемножку тянется к любви, как цветочек к солнцу, удается немногим – нужны и недюжинные запасы «любви к любви», и соответствующая органика. И еще что-то, благодаря чему мы не отрываем глаз от понравившегося нам актера – для чего и ходим в театр, собственно говоря.

Так что, конечно, – искренность, работоспособность, обаяние, красота Эмилии Спивак несомненны… плюс еще что-то. Почти неуловимое словом (и прекрасно уловимое чувством) своеобразие личности.

Женственность Спивак абсолютна, в ней нет «внутреннего мужчины». Именно поэтому ей так непросто играть главную роль в «Последнем китайском предупреждении» (это «Добрый человек из Сезуана» Брехта в постановке Семена Спивака), где героиня раздваивается на добрую Шен Те и злого Шуи Та. Режиссер поставил Брехта в «наивном стиле», как забавную притчу, и зрители, приученные к трагическому Брехту Юрия Бутусова, могут такой интервал абстракции не принять вовсе. А по мне, так странно упрекать Спивака, что он не Бутусов и не разверзает перед нами мрачных бездн. Да, не разверзает. У Спивака вообще нет трагического мироощущения, как его, кстати, напрочь не было у Брехта, убежденного в том, что если поднапрячься (и театру в том числе), все можно исправить. «Плохой конец заранее отброшен, он должен, должен, должен быть хорошим!» (из Брехта). Я к тому, что чем больше энергичных парней, делающих театр, тем лучше, и не обязательно их сталкивать лбами и лошадь корить, что она не верблюд.

Шен Те хоть и торгует телом, выглядит прелестной скромной девушкой, порока в ней нет, это все обстоятельства. Чуть встанет в небе полная луна (лун в спектакле опускается с колосников целых три, одна другой огромнее), а рядом окажется подходящий летчик, девушка принимается за обычное девичье дело – смотреть на любимого влажными глазами и тихо таять от счастья. А вот жестокий Шуи Та из нее вылезает плохо, она притворяется, изображает его с помощью деталей из ковбойских фильмов – шляпа, сапоги, нарочито огрубленный голос. В общем, дурака валяет. Нет в ней раздвоения, как была милой и хорошей, так и осталась, не может единственный найденный богами на земле добрый человек превратиться в злое меркантильное чудище…