Татьяна Москвина - Культурный разговор

Дрейден совсем не аскет, не убежденный какой-нибудь «нестяжатель». Но так уж вышло, что «яркие зарплаты» разминулись с его дорогой. Он тут ни при чем. Он не бросал в черта чернильницей, когда тот (что, конечно, маловероятно) приходил к нему с мешком денег и контрактом на всемирную славу, и вообще не оскорблял «князя мира сего» ни устно, ни письменно. Но как-то вот определилось довольно рано, что у них разные стратегические задачи – у артиста Дрейдена и у этого самого «князя», а все деньги-то у него!

За что тебе будет платить тот, кому ты не служишь? Хотя, конечно, бывают какие-то попущения. Случается, что достойные люди – и почему-то не живут в безвестности и нищете; чаще всего из-за выдающегося и стойкого профессионализма. Но в целом генеральная линия просматривается довольно четко.

Конечно, Дрейден сам виноват!

Скажем, в конце восьмидесятых годов он выходит к довольно широкой публике, сыграв в двух популярных картинах Юрия Мамина – «Фонтан» и «Окно в Париж». В первом фильме он инженер, во втором – учитель, игра у него и изысканно-тонкая, и притом ужасно смешная, замечательная смесь пафоса и юмора, безошибочное чувство меры, свое оригинальное лицо – его выделяют, запоминают, но! Дрейден на довольно долгое время берет себе псевдоним «Сергей Донцов», чтобы, по его словам, отделить работу в кино от работы в театре. Будто ему неизвестно, что актер должен работать на имя, на имя, на имя, выбрать его однажды, не менять и не трогать никогда.

Конечно, Дрейден поступает так не по тем причинам, по которым Александра Яковлева стала Аасмяэ, а Амалия Мордвинова – Гольданской (каковые причины, а также результаты данной операции мы анализировать тут не будем из сострадания к женщинам). Но запутка совершена – и неискушенный зритель, желая, например, увидеть на сцене «этого парня, который в “Окне в Париж”», знать не знал, что искать надо Дрейдена, а Донцов есть мираж и призрак. Впрочем, и Дрейдена как Дрейдена этот воображаемый простодушный зритель мог бы не найти. Он перемещается по театральному пространству с хорошей скоростью облака в ветреный день.

Возможно, наш герой и мог бы поступить в труппу какого-нибудь театра – но в какую и зачем? Скажем, давние творческие связи соединяют Дрейдена с режиссерами Григорием Дитятковским или Адольфом Шапиро, и если те предлагают ему исполнить роль на сцене того или иного театра – он частенько так и поступает. Но, исполнив роль, исчезает. В разное время Дрейден – нет, не работал в…, а выходил на подмостки – Театра Комедии, БДТ, театра на Литейном, ТЮЗа, теперь обнаруживается в «Приюте комедиантов». И вот бегай за ним.

А бегать приходится, потому что академика Павлова никто не отменял (рефлексы!), и если ты один раз увидел великолепную актерскую работу, два раза увидел великолепную актерскую работу, ты делаешь глубоко ошибочный вывод, что данный актер и в третий раз выдаст такую же работу, и следуешь за ним, заранее открыв голодную пасть, как разнесчастная собака Павлова…

Принц Гамлет изумлялся, что проезжий актер «в фантазии для сочиненных чувств так подчинил мечте свое сознанье, что сходит кровь со щек его, глаза туманят слезы и облик каждой складкой говорит, чем он живет. А для чего в итоге? Из-за Гекубы! Что ему Гекуба? А он рыдает…»

Это, конечно, наряду со способностью запоминать километры текста – удивительнейшее актерское свойство. Целиком присваивать «Гекубу», то есть чужую далекую жизнь, делая ее своей. В этом Дрейден силен чрезвычайно и сравним в своем поколении разве что с давним партнером своим, Вячеславом Захаровым. Утянуть в себя, без зазора, на максимальную глубину все предлагаемые обстоятельства – это их метод работы. И в театре, и в кино, без разницы, актер везде актер и обязан верить в невероятное.

Неплохой фильм – «Тарас Бульба» Бортко (если бы у режиссера еще существовал музыкальный вкус!), эдакая живописно-православная фантазия на гоголевские темы, много крепких энергичных мужчин, хорошая игра в архаичные добродетели (сила, храбрость и прочее). Богдан Ступка (Тарас) прекрасен, Игорь Петренко (Андрий) ужасен, Михаил Боярский (некий козак) весьма забавен и так далее. Все нормально.

А Дрейден (жид Янкель) – это ненормально. Совершенно не ощущаешь на нем грима, костюма, не помнишь, что актеру текст дали на листочке и он его выучил. Появляется средневековый жид, и хитроумный, и наивный одновременно, со своей внутренней жизнью и связями с миром, со своим отношением к людям. Он по сюжету снует туда-сюда, между городом и козаками, что-то улаживает, устраивает, берет деньги, переносит слухи, все знает, все понимает, на свой лад восхищен Тарасом Бульбой, и трагикомическая смесь печали, страха и веселости мерцает в умных глазах. Вот он, как архаический заменитель «Яндекса», знающий все обо всех жителях края, бормочет про пана, о котором спросил Бульба, – что тот разорился, обнищал, «он поэтому и на сейме не был…»