laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Ее лицо слегка вытянулось от разочарования — ему захотелось немедленно на все согласиться, только чтобы убрать с ее лица это расстроенное выражение; но он придушил свой порыв в зародыше. Лучше уж так, чем Лили, которая его жалеет и чувствует себя виноватой... и в один прекрасный день скажет: "Знаешь, Северус... я и Джеймс..."

Она достала волшебную палочку, и в банке живым светом разгорелись звездочки. Затем закрутила крышку и поставила банку на землю. Они помолчали; в какой-то момент ящик, на котором она сидела, прикочевал так близко, что Лили задевала Северуса ногой всякий раз, как шевелилась — сидеть смирно она не умела.

— Скоро надо будет начинать, — сказал он, глядя на кружащиеся в банке огоньки.

— А можно еще немножко подождать? — спросила Лили почти неслышно.

Северус был способен на многое. Он мог заставить ее наложить на него это проклятие, вынудить провести день и ночь в двух разных, но одинаково поганых халупах... мог даже сказать "нет", хотя она так надеялась, что он воспользуется ее чарами — но всему на свете есть предел, и в его случае пределом был этот ее тихий голос. Так что они подождали.

Когда окончательно стемнело, на улице зажегся свет — где-то там, на другой стороне пустыря. Лили словно окаменела; Северус бесшумно встал, осторожно выглянул из окна — стекло в нем было разбито и торчало из рамы зазубренными осколками. Как и прошлым вечером, это оказался всего лишь уличный фонарь — рыжая лампочка, которая горела на столбе высоко над складами и превращала пустырь снаружи в лабиринт теней.

За годы шпионажа у Северуса развилось безупречное чувство времени, и через час он решил, что уже пора. Здесь становилось слишком холодно, хоть их и согревали наколдованные Лили звездочки. Северус был уверен, что изначально их полагалось прижимать к себе, как грелку — но он скорее согласился бы свихнуться от какого-нибудь проклятия, чем произнес это заклинание и воочию показал ей то, что ни за что на свете не произнес бы вслух.

На этот раз Лили не стала сопротивляться — беспрекословно поднялась и достала волшебную палочку, но так и осталась стоять на месте, молча глядя на него.

— Ладно, — он скрестил на груди руки — почти обхватил себя ими, надеясь, что это можно списать на холод. — Повтори, что ты собираешься делать.

Боже, он разговаривал с ней, как со студенткой. Да она и выглядела, как студентка, что делу отнюдь не помогало. А если она уговорит его вернуться в школу, то будет еще хуже...

— Я накладываю проклятие, затем аппарирую вместе с тобой в переулок за Мунго, — процитировала она, и на лице ее было несложно прочитать, что она думала об этих инструкциях. — Там меня спросят, что случилось, но я отвечу, что не знаю, нападавшего я не видела, произнесенное им заклинание не слышала.

— И ты должна придерживаться этой версии независимо от того, что они скажут и чем будут угрожать, — напомнил он и сам расслышал в собственном голосе жесткие нотки — очевидно, все-таки не удержался. — Доказать они ничего не смогут, а без доказательств...

— ...ничего ужасного они со мной не сделают. Я поняла, Сев, — сказала она. Судя и по лицу, и по голосу, Лили беспокоилась, а не злилась.

— И что дальше? — спросил он, пытаясь подтолкнуть ее, пока она не растеряла запал.

— Если они сами не разберутся, как его снять, я должна взорвать вот это, — Лили достала эрзац-обманку — он изготовил их до поездки в Лондон, взяв за образец один из мерзких товаров близнецов Уизли. По правде говоря, изобретателями они были блестящими... для того, кто не страдал от их жалкого паясничанья на уроках зельеварения на протяжении семи лет — Северуса передергивало от отвращения всякий раз, как он слышал слова "Фред", "Джордж" или "Всевозможные волшебные вредилки".

— ...забаррикадироваться в твоей палате и вылечить тебя сама.

— Все верно, — согласился он. Когда Лили рассказала ему о контр-заклинании — Игноско, — он не смог скрыть брезгливого пренебрежения, но, судя по ее виноватому лицу, она и сама испытывала нечто подобное. "Я прощаю" — Северус был вынужден признать, что в этом определенно чувствовалась рука Дамблдора: изобрести проклятие, которое убивало силой раскаяния и снималось силой прощения — черт бы ее побрал.

— Тогда можем уже начинать, — сказал он, не позволяя себе проявлять никаких признаков недовольства. — Не хотелось бы опоздать.

Лили кивнула. Он невольно задумался, не шла ли она в бой с точно таким же выражением лица — на память приходило лишь то утро перед СОВ; тогда он всерьез опасался, что еще чуть-чуть — и содержимое ее желудка увидит весь Хогвартс.