laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Но сейчас все изменилось — лучший друг снова к ней вернулся. И она ни за что, никогда в жизни больше не хотела писать ему письма, которые нельзя отправить, и снова их сжигать. Она не позволит Пожирателям его отобрать; если надо — убьет их всех, всех до последнего человека — и будет ненавидеть себя потом за это всю оставшуюся жизнь, потому что лучше уж так, чем потерять его и потом всю жизнь оплакивать эту потерю. Особенно потому, что на сей раз им достанется не сам Сев, а только его мертвое тело.

Чтобы уберечь его, она даже согласится на этот план с Контрапассо — и постарается не вспоминать, как его когда-то применял Дамблдор и каким опасным это оружие было в его руках... у Лили никогда бы так не получилось, потому что когда Контрапассо накладывалось в полную силу — оно убивало. Но Северуса она не убьет. Ни за что, даже если умрет из-за этого сама.

Зато она убьет за Северуса. Потому что Лили не хотела прожить без него еще одну жизнь.

* * *

29 декабря 1976 года

— А это точно ничего, что я здесь? — шепотом спросила Лили, окидывая взглядом толпу.

— Ты же сама на этом настояла, — напомнил Северус.

— Знаю, но... даже не знаю, сейчас отчего-то стало не по себе... Извини, это так эгоистично с моей стороны, — она в двенадцатый раз потянулась поправить ему галстук. Этот костюм когда-то носил его отец — своего у Северуса не было, и он не собирался появляться на похоронах в подаренном Лили черном джемпере. Но он не мог не заметить, как сильно его костюм отличался от того, что носили остальные мужчины.

— Почему эгоистично? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, спросил: — Мой костюм окончательно устарел?

— Все нормально, — автоматически откликнулась Лили, что только подтвердило его догадку. — Он — он принадлежал твоему папе?

— Да, — Северус видел его на свадебных фотографиях родителей. Ему не слишком нравилось идти на похороны отца в той же одежде, в какой тот женился, но он не собирался покупать себе новую (если вещь из секондхэнда вообще заслуживала такого названия) только из-за того, что слишком неловко чувствовал себя в имеющейся. Хватит и того, что пришлось приобрести в секонд-хэнде новый костюм для отца... тот, что на Северусе, на Тобиаса не налезал — сказались годы пьянства; другим же за это время он не обзавелся.

— По мне так совсем неплохо, — сказала Лили, разглаживая лацкан. В притворе часовни было тепло, несмотря на то, что двери на улицу постоянно открывались, чтобы впустить или выпустить новых — правильно ли называть их "гостями", раз это похороны? или надо говорить "скорбящие по усопшему"? В общем, как их ни называй — они то входили, то выходили, и от этого по заполненному толпой притвору гулял ледяной сквозняк, который странным образом огибал нагретое пространство вокруг него и Лили... от нее сегодня пахло чем-то цветочным и непонятным.

— Мужская мода консервативна — она так быстро не меняется, — и она озабоченно добавила: — Ты же не против, что я надела это платье?

Если с платьем и было что не так — он этого не заметил. Черное, с дырками на нужных местах — две для рук, одна для головы. Вершина его познаний по части женской моды.

— Против? С чего это вдруг?

Не ответив, Лили закусила губу, и он пришел к заключению, что она, скорее всего, из-за чего-то волнуется... не из-за одежды и не из-за того, уместно ли было приходить на похороны его отца; эти пустячные тревоги лишь давали выход скопившемуся напряжению.

— Что тебя беспокоит? И пожалуйста, не говори, что ничего.

Лили уже открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент собравшийся в притворе людской поток хлынул наконец к дверям в часовню.

— Потом, — прошептала она, цапнула его за руку и потащила за собой сквозь толпу — туда, где на ближней к кафедре скамье сидела его мать. Насколько Северусу было известно, она прошествовала прямо к этому месту; приятели Тобиаса стояли, собравшись в группки, но Эйлин не задержалась ни у одной из них и опустилась на край скамьи — в совершеннейшем одиночестве. В часовне пахло лакированным деревом и старым ковром.

Северус проскользнул на место рядом с матерью и потянул Лили за собой — та пыталась просочиться на другой конец зала и спрятаться в толпе.

— Не хочешь здесь сидеть — не надо, — сказал он. — Но если ты пытаешься всего лишь соблюсти приличия — наплюй и забудь.

Она осталась, но лихорадочно закусила губу и накрыла его левую ладонь свободной рукой — так, что в конце концов вцепилась в него обеими руками. Северус невольно задумался, кого из них двоих это прикосновение должно успокоить. Он не переживал из-за того, что отец умер — но и не радовался этому; он не чувствовал ничего. Потому что и правда верил, что для Тобиаса так лучше. И надеялся, что тот хотя бы в смерти обрел покой. Ему самому не досталось даже этого. Что там мать говорила насчет разочарований и несбывшихся надежд? Даже смерть — и та обманула все его ожидания.