laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Если я сниму куртку, чтобы надеть свитер, мне будет только холоднее, — заметил Северус — только чтобы возразить, она была совершенно в этом уверена.

— Всего лишь на пару секунд, дитя ты великовозрастное. Ну же!

Он послушался, но вид при этом у него был чрезвычайно страдальческий. Лили глазам своим не поверила: под этой тонюсенькой курточкой на нем оказалась только хлопчатобумажная майка с длинными рукавами. Однако она умудрилась ничего на эту тему не сказать — в основном потому, что пыталась придумать, как бы всучить ему еще и новую куртку.

Майка, кстати, была ему коротка — она задралась, когда он поднял руки, чтобы натянуть свитер. Взгляд Лили невольно задержался на его животе, на дорожке темных волос — и она тут же отвела взгляд в сторону, ощущая себя полной извращенкой, потому что Сев выглядел на шестнадцать... почти семнадцать, конечно, но какая разница — что стрижено, что брито, все голо... ой, все, хватит, никаких больше мыслей о волосах! Хоть Лили и выглядела на шестнадцать, чувствовала она себя все равно на двадцать один. И что с того, что Северусу, строго говоря, вообще уже тридцать восемь?

Лили нахмурилась — должно быть, она кажется ему сущим ребенком... За те семнадцать лет, на которые он ее пережил, Северус наверняка обзавелся тоннами жизненного опыта, которого у нее не было...

Она заставила себя не отвлекаться.

— Неплохо, — оценила она, окинув взором Северуса — тот поддергивал рукава на запястьях. — Как раз по размеру. Я покупала на глазок и, похоже, у меня обнаружился полезный навык. Прекрасное умение для моего грядущего блестящего будущего.

Взгляд, который бросил на нее Северус, было невозможно ни расшифровать, ни связать ни с одной ее репликой. Он что, счел ее слишком легковесной? Рядом с ним всегда было тяжело вести себя легкомысленно, а уж с его повзрослевшей версией...

О Господи, если она немедленно не прекратит искать скрытый подтекст в каждом его жесте, то так себя накрутит, что точно надерется. Даже когда они дружили, Северуса было непросто понять; что уж говорить об этом совершенно новом человеке, в которого он превратился за двадцать два года, проведенных с ней порознь.

— Спасибо тебе, — произнес он так серьезно и торжественно, как будто она вверила ему своего первенца. Правда, если бы она и впрямь дала ему подержать младенца — в особенности ее собственного — он, скорее всего, пришел бы в ужас. Интересно, как он вел себя рядом с Гарри все эти годы? Прошлой ночью его рассказ был лишен даже малейшего намека на эмоции.

— Всегда пожалуйста, — улыбнулась Лили в ответ, гадая, часто ли он получал от других подарки. Ты первая из двоих, кто мне симпатизировал... Большинство меня откровенно ненавидит...

— Лили, — сказал он тоном, поразительно смахивающим на терпеливый, — что бы ты ни хотела у меня спросить — спрашивай.

— Что? — удивилась она, похлопав глазами.

— Было бы преуменьшением сравнить твое лицо с открытой книгой. Гигантские буквы на все небо — аналогия куда более корректная. Так что ты хотела?

— Ничего, — взгляд Северуса стал нескрываемо сардоническим. — Ну ладно, хватит сарказма — не то чтоб я... А, пропади все пропадом. Ты только не шарахайся — я куртку тебе купила.

Моргнув, Северус заглянул внутрь пакета.

— Весьма заботливо с твоей стороны. Надеюсь, ты сперла ее из магазина, так как я ни за что не возьму вещь, купленную на твои деньги.

— Не из магазина — я огрела по голове старушку на автостоянке.

— Будь это правдой, я бы ее взял. Даже если бы ты сняла ее с Пожирателя Смерти. Но у тебя нет необходимости...

— Нет, есть! Потому что сам ты о себе нипочем не позаботишься!

Лицо Северуса стало холодным и отчужденным.

— Я сам о себе заботился на протяжении многих лет.

От его тона Лили ощутила себя мелким ничтожеством.

— Знаю, — согласилась она тихо. — Поэтому позволь мне помочь.

Он скрестил на груди руки — так, словно пытался прижать к себе свою куртку, старую и потрепанную, пока его не атаковали и не раздели. Лили мысленно вздохнула — такую он скорчил мину, воинственную и упрямую, — но в то же время и обрадовалась, потому что пусть он лучше будет колючим как еж и своенравным как осел, чем пустым и безэмоциональным или же холодным и язвительным. Даже если все они — лишь разные грани одного и того же Сева...

— Логически рассуждая, — с точки зрения Лили, к его интонации лучше подходило не "рассуждать", а "взбрыкнуть", — мне незачем принимать вещь, которую я вряд ли буду носить. Я с десяти лет не был дома в холодное время года, а в Хогвартсе носят мантии.