Теперь же он задумался, поехал бы он в клинику, если бы в ней лежала Лили? Стал бы так себя мучить, если б знал, что она его даже не вспомнит?
"И ты еще спрашиваешь , — съехидничал его внутренний голос с интонацией завзятого слизеринца. — Это с твоим-то талантом превращать самоистязание в жизненную философию?"
Он посоветовал внутреннему голосу отъебаться и прошел по улице вниз, к реке, обещая себе, что если когда-нибудь станет попрошайкой — то только в каком-нибудь курортном городишке у моря.
* * *
Лили не видела бабушку уже давно — та скончалась еще до смерти матери, и этот визит стал для нее настоящим шоком. Особенно потому, что она совершенно забыла, какой ядовитой становилась Петунья в горе. В итоге семья возвращалась домой в унынии и напряженном молчании.
Просто прелесть, а не Сочельник: муж мертв, сын вместе с ним, все друзья, наверное, тоже, и рядом только моя чудесная сварливая сестра, которая ведет себя еще чудесней и сварливей, чем обычно.
Лили прижала лоб к холодному стеклу автомобиля, глядя на бесконечную череду обледеневших голых деревьев. Ей стало интересно, чем сейчас занимался Северус — как его семья вообще встречала Рождество? Он вроде бы никогда не возвращался домой на праздники... за исключением этого года, судя по всему — но Лили об этом так и не узнала, потому что в первый раз провела весь остаток семьдесят шестого, усиленно притворяясь перед всеми — и особенно перед Северусом — что и думать забыла о его существовании; это вышло у нее настолько удачно, что за два последних школьных года она с ним практически не пересекалась.
Когда заледеневшие деревья и заиндевевшая трава сменились зданиями, машинами и припозднившимися прохожими с рождественскими покупками, Лили всерьез задумалась, поискать Северуса или не стоит. Гриффиндорка она, в конце концов, или нет? Два дня назад она даже умерла, и хуже, наверное, уже не будет...
То есть она до чертиков надеялась, что не будет.
— Мам, я немного погуляю, — произнесла Лили, вылезая из машины.
— В такую погоду? — нахмурившись, мать взглянула на небо — свинцово-серое, неприветливое и предвещавшее скорый снегопад. Уже выпавший снег, грязный и скукоженный, островками собирался в придорожных канавах; в замерзших лужицах на дорожке к дому словно отражалась небесная серость.
Петунья фыркнула и демонстративно прошествовала к входной двери. Собрав всю свою гриффиндорскую силу воли, Лили сдержалась и не приложила сестру каким-нибудь малоприятным и долгоиграющим заклятьем.
— Мне надо проветриться, — вместо того пробормотала она — и, ободряюще сжав материнскую руку, добавила: — Не волнуйся, я тепло оделась — точно не замерзну.
Мама выглядела так, словно была готова заплакать. От ее слез Лили бы точно не смогла отвернуться, так что она быстро чмокнула мать в щеку, неловко столкнувшись с ней скулами, и зашагала прочь, засунув руки в карманы своей дубленки.
Адрес Северуса Лили благополучно позабыла; к счастью, в телефонной будке нашелся телефонный справочник. Снейпов там значилось несколько, но в Спиннерс-Энд из них жил только один.
Лили только раз была в том районе — Северус рьяно настаивал, чтобы она туда не ходила, но однажды, когда ей было тринадцать, она все-таки его не послушалась. Такой бедности она в жизни не видывала — у нее просто сердце кровью обливалось от одной мысли, что Севу пришлось там расти. А все эти несчастные, которые там жили — нищета преждевременно их состарила, опустошив до полной апатии...
Вот только Северус апатичным никогда не казался. Он всегда жил с неуемной интенсивностью, как будто вобрал в себя всю ту энергию и страсть, которую растеряло его окружение.
Лили так и не рассказала ему, что побывала рядом с его домом. Кроме того, она все равно не отважилась зайти далеко — развернулась и сбежала уже через несколько шагов, пока Северус ее не застукал и не разозлился. Он бы точно пришел в бешенство от такого унижения... он всегда был таким — сочувствие воспринимал как снисходительность, а благотворительность почитал за оскорбление.
— Что ж я творю-то, а? — пробормотала Лили вслух. — Прямо домой же к нему суюсь... — ей вдруг вспомнилось, как он взбесился тогда на детской площадке. — Да он меня в речку забросит и глазом не моргнет...
За минувшие годы Спиннерс-Энд ничуть не изменился — все та же затхлость, все та же безнадега. Она старалась не оглядываться по сторонам, хотя ей казалось, что из окон на нее все таращатся, и ругала себя тщеславной дурочкой — на что смотреть-то? Можно подумать, им заняться больше нечем...
Читать дальше