laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Лили трясло; она отложила ручку и, пытаясь успокоиться, потерла друг о друга ладони, но едва ощутила собственные пальцы — настолько ей было холодно.

Сегодня она увидела Сева в первый раз... в первый раз с того дня, как он спас ее, спрятавшись под той маской Пожирателя... И даже в тот день смесь боли, непонимания и горя не была такой... яркой. Даже когда она писала ему письма и доставала их детские фотографии из секретного ящика в комоде. А теперь они встретились снова — в первый раз за два года — и она почувствовала себя слабой и ошеломленной. Потому ли, что была потрясена, потеряв Джеймса и Гарри? Или так никогда и не оправилась от утраты Северуса, и сегодняшняя встреча напомнила ей об этом?

В дверь постучали. Она быстро накрыла свои записи чистым листком бумаги — не то чтобы кто-то в доме был способен понять их смысл, но они казались ей слишком личными даже для несведущих глаз — и попыталась утереть лицо.

— Да-да! — откликнулась Лили, стараясь, чтобы ее голос прозвучал бодро, а не хрипло и устало.

— Лили? — это оказалась мама, и Лили обрадовалась, что единственная лампа в комнате светила ей в спину и не позволяла заметить, как ее глаза наполнились слезами при одном виде матери, одетой в старенький купальный халат — ее любимый, цвета моря в облачный день.

— Уже поздно, милая. Ложись-ка спать — нам завтра к бабушке.

— Хорошо, мам, — еле выдавила Лили.

Мать замолчала; потом внезапно спросила, подступая ближе:

— Дочка? Ты что, плачешь?

— Да глупости все это, — слабо отмахнулась Лили, точно зная, что глупость — последнее слово, которым она бы обозвала причину своих слез. — Просто из-за мальчика.

Мать обняла ее за плечи, и она позволила себе прижаться щекой к шелковистой ткани халатика, ощущая полузабытый аромат гардении и апельсинов.

Лили снова охватило отчаяние. Как же ей хотелось рассказать обо всем матери! Матери, которую она потеряла два года назад, которая так и не увидела внука и умерла, даже не узнав о Гарри...

Но та бы ее не поняла. Ни за что. Да и откуда бы? Несмотря на дочь-ведьму, миссис Эванс никогда не могла понять магию до конца — точно так же, как ее дочь не могла до конца представить жизнь в Египте или Непале. Наверное, она бы поняла, какой это кошмар — потерять дитя, но Лили не была уверена, что готова об этом рассказать, даже если бы и знала, как объяснить остальное.

— Я тут подумала... — пальцы матери ласково касались волос, и Лили улыбнулась. — Если у меня родится сын, я назову его Гарри. Гарри Джеймс.

Ласковые пальцы внезапно сжались, как когти, но прежде чем Лили успела всерьез озадачиться, мать подтолкнула ее, заставив откинуться на спинку стула, и посмотрела на нее пристально, побледнев до такой степени, что могла бы поспорить в этом с Северусом.

— Лили, ты беременна?

— Что-что? — вытаращилась на нее Лили. — Какой бес в тебя... ой, — она словно в первый раз услышала то, что сама же сказала мгновение назад, и густо покраснела. — Боже мой, я не это... я совсем не то... я просто не так выразилась!..

Мама все еще была в ужасе, и Лили взяла ее за руку и повторила так серьезно и убедительно, как только могла:

— Мам, ну я чем хочешь клянусь — нет никакой беременности. И быть не может. Разве что свершилось чудо непорочного зачатия.

Мать снова впилась глазами в ее лицо — и наконец расслабилась и даже зажмурилась от облегчения.

— Раз ты так богохульствуешь, то вряд ли.

Потом выпрямилась и сказала уже почти нормальным голосом:

— Боже милостивый, как же ты меня напугала. Сначала говоришь, что плачешь из-за мальчика, а потом — о Господи... — она прижала руку к груди. — Пожалуйста, не шокируй меня так больше, у меня чуть сердце не оборвалось...

— Блестяще ляпнуто, что и говорить, — созналась Лили смущенно. — Прости, что я так ступила. Мне правда очень жаль, мам. Ей-богу, никаких младенцев в обозримом будущем.

Мой малютка... он был, он был у меня на руках — но его больше нет... больше нет...

— Лили, — мать снова заговорила дрожащим голосом. Лили сердито утерла пару сбежавших по щеке слезинок. Ей наверняка полегчало бы, если б можно было хотя бы выплакаться, а потом как-то попытаться жить дальше, но если она не сдержится, то точно не остановится, пока не дорыдается до смерти.

— Ты же не... ты бы не... не захотела — не решила избавиться?..

— Что?! Никогда! — от одной этой мысли Лили едва не стало дурно; на глаза сами собой навернулись слезы — и на этот раз они все-таки потекли по щекам. — Мам, я бы ни за что...