laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Для него Хогвартс был частью души — как Лили, и даже Дамблдор. Когда что-то становится частью души — оно никогда не уходит окончательно, но и не застывает в неизменности, и в ту ночь, когда погиб Альбус, Северус почувствовал, что замок покидает его — как Лили, когда он прокричал "грязнокровка!", как Дамблдор, который ушел вместе со словами "Авада Кедавра". Он исполнил все, что обещал, и за это Хогвартс его оставил.

Мог ли он вообще туда вернуться? Да и хотел ли этого? Не будь там ни сопляков-Пожирателей, ни чужой злобы, ни Мародеров — если бы было можно просто войти в главные двери, и чтобы его ждал Альбус, и там были Минерва, Филиус и Помона, и коридоры купались в солнечном золоте... тогда — вернулся бы?

Он прошел бы сквозь смерть — лишь бы снова попасть в этот Хогвартс.

Северус закрыл глаза.

8 января 1977 года

— Пока, мам, — сказала Лили, наклоняясь, чтобы мама ее обняла. Запахи мокрого цемента, отсыревшей кошачьей шерсти и совиных испражнений почти заглушали тонкий аромат парфюма.

Мать сдавила ее в крепких объятиях.

— Ты уверена, что уже достаточно поправилась для этой поездки? — спросила она и, выпустив дочь, взяла ее лицо в ладони. — Мне не нравится, как ты выглядишь. Может, стоит им написать, что я привезу тебя на машине через пару деньков?

Лили улыбнулась — от усилия заныли щеки.

— Я просто устала. Отлежусь после собрания старост в тишине и покое, а если и это не поможет, — она сжала руку матери, — то мадам Помфри точно справится. Она куда опытнее тех остолопов из Мунго.

Мама всматривалась в ее лицо — недоверчиво и обеспокоенно — и наконец улыбнулась и поцеловала дочь в лоб; улыбка вышла натянутой, но Лили сделала вид, что ничего не заметила.

— До встречи, солнышко, — мама пригладила ей волосы. — Удачного тебе семестра. Напишешь мне завтра, ладно? Совы там и все такое прочее...

Лили поцеловала ее в щеку. Сотрясая воздух, по людной платформе раскатился гудок паровоза, и над железнодорожными путями поднялись клубы дыма.

— Я тебя люблю, — сказала Лили, в последний раз стиснув маму в объятиях; стоявшие рядом студенты и родители дружной толпой потекли к поезду.

Таща за собой школьный сундук, она залезла в вагон. Какой-то первогодок споткнулся о собственный кофр — Лили едва из-за него не упала, но все же устояла — и тут же еле успела увернуться от двух пятикурсниц, что ворвались в поезд вслед за ней. Вжавшись в стенку, чтобы их пропустить, она в последний раз высунулась из дверей и помахала матери. Платформа уплывала назад; мама послала воздушный поцелуй, а затем поезд повернул на стрелке, и вокзал Кингс-Кросс скрылся из виду.

Лили осталась стоять в опустевшем тамбуре. Прислонилась к стенке, спиной чувствуя дребезжание вагона. Закрыла глаза — та усталость, которая донимала ее с Нового года, почему-то так и не прошла. Сев предположил, что это последствия темной магии, помноженные на рождественскую простуду, но окклюменцией он при этом не пользовался и, как заметила Лили, был явно встревожен. Очень хотелось надеяться, что мадам Помфри разберется, в чем дело...

Кто-то пытался забрать у нее сундук. Она покрепче схватилась за ручку и открыла глаза.

— Привет, Сев, — поздоровалась Лили, едва подавив внезапное и всепоглощающее желание уткнуться ему в плечо. Северус всегда был слишком тощим... пожалуй что даже костлявым, но отчего-то это плечо — хоть он и переоделся в колючую школьную мантию — манило ее, словно теплая пуховая постель.

Прищурившись, он оглядел ее с ног до головы:

— Ты выглядишь так, словно совсем не спала.

— Неправда, — Лили и сама могла услышать, каким ломким от усталости сделался голос. — Я спала. Просто это было бесполезно.

Но ей уже стало... теплее, чем когда она только садилась в поезд. С трудом отлепившись от стенки, Лили похлопала глазами, чтобы разогнать сонливость, и попросила:

— Возьмешь с собой мой сундук, если не сложно? Не хотелось бы волочь его сначала до вагона старост, а потом назад...

— Я считаю, тебе надо не в вагон этот клятый тащиться, — произнес Северус таким тоном, словно речь шла о поездке верхом на драконе, — а лежать и отдыхать.

— У старост там собрание — нельзя же его пропускать. Я не больна, Сев, просто устала.

— Ты не выглядишь здоровой, — возразил он, еще сильнее щуря глаза. — Опиши мне свои симптомы.

— После собрания, ладно? — улыбнулась она. Он до того сощурился, что глаза сузились в щелочки; Лили обеими ладонями обхватила его предплечье и сжала пальцы, и на мгновение ее накрыло теплом — словно под кожу потек заряд бодрости.