Олег Фролов - Хроники Тиа-ра - битва за Огненный остров

Ты принял решение. И заметь, я не обвинял тебя в нем. Но, если уж ты наивно спрашиваешь, почему оно неправильное, отвечу: потому, что Кир-ра все-таки оказался предателем. И теперь у нас есть один изолированный, ни одного стрелка для твоей птицы и ни одного дипломатического контакта с союзниками Храма, за который можно было бы уцепиться. Ты понимаешь это?

– Я не мог знать наверняка, предатель он или нет, – вяло огрызнулся я.

– Конечно, не мог. Но в таком уж мире мы живем – нужно принимать правильные решения в условиях нехватки информации и избытка враждебности. Впрочем, думать о вчерашнем уже бессмысленно, – сказал Мику-ра так, будто я могу просто взять и забыть его обвинения. – Подумай лучше о том, кто будет находиться во втором седле твоей птицы, если храмовники снова появятся в небе над островом. А они появятся, мы оба это знаем.

– Я думал, дело в милосердии, а не в том, виноват он или нет.

Мику-ра даже не удостоил мою последнюю реплику своим комментарием. Видимо, посчитал совершенно бессмысленной в сложившихся обстоятельствах. После непродолжительной паузы он просто сказал:

– Завтра ты нам будешь нужен. Пусть с Солнечным островом у нас ничего не получилось, завтра нас ждут другие победы – на Зеленом и Белом островах.

– Очень рад этому, но мне не нравится тон, которым ты это говоришь, – отозвался я, хотя глубоко уязвил меня не столько тон, сколько вот это неясное «МЫ», в которое я, очевидно, не вхожу.

– Почему же? – картинно удивился законник. – Ты ведь любишь снимать с себя ответственность. К тому же, скоро мой тон не будет иметь никакого значения. Скоро – когда народ Огненного острова проголосует за новый Закон. Наш собственный Закон. Мы отвели там и тебе место – я думаю, тебе понравится, – добавил он так, что стало понятно: мне не понравится совершенно точно.

– И что же меня ждет?

– Всему свое время узнать, – повторил Мику-ра известную с детства поговорку. – Будь на площадке в начале шестого солнечного шага. Полетим на рассвете, когда храмовники не летают.

Мне и правда надо было позаботиться о поиске второго наездника – я понимал это отчетливо. Мне и правда стоило надавить на законников и уже теперь выяснить, что же такого необычного ждет меня совсем скоро в каком-то новом Законе.

Но спустя несколько минут, когда я шел по пустынному проходу, с двух сторон зажатом каменными блоками, думать о том, что действительно важно, не получалось. Вместо этого в голове носились остроумные и как на подбор удачные фразы, которыми мне следовало бы ответить Мику-ра в тот или иной момент. Стоило только ослабить контроль, как в мыслях разыгрывались целые сценарии того, как реплика за репликой я ставлю его на место, унижаю и заставляю пожалеть о сказанном.

Как это обычно и бывает, все эти замечательные словесные победы происходили только в моей голове. И уже после того, как диалог давно окончен. От этого я злился на себя еще сильнее.

Почему такие разговоры происходили? Почему они случались все чаще? Уверен – все дело в Миа-ку. И если в одни моменты, когда обстановка накалялась до предела, Мику-ра был со мной сдержанным и конкретным, в другие дни позволял себе говорить резко и унизительно. Его обида вырывалась наружу все чаще, и я понимал: даже если война прекратится, и все мы доживем до этого момента, на одном острове нам будет тесно. Слишком тесно.

Единственный способ вернусь себе душевное равновесие – это увидеть Тами-ра и Миа-ку. Именно к ним я и отправился сразу после встречи с законником.

В разговоре со своей новой жизнью мне запомнилось только одно: странный тошнотворный запах, который не перебивал даже терпкий аромат трав. На мои вопросы Тами-ра отвечал вяло, односложно и неохотно, а на одном из них и вовсе забылся. Видимо, он опять находился под действием обезболивающего состава.

Не говоря ничего больше, я поднялся со скамьи и тихо вышел из уммы.

– Ему лучше? – спросил я у Миа-ку, опустившись рядом с ней на ковер в соседней умме. Незнакомая мне женщина плела что-то из прутьев рядом, но вежливо удалилась, как только я вошел.

– Сказать трудно, – коротко ответила Миа-ку, и я моментально почувствовал недобрый звон в ее голосе.

– Но как его раны?

– Плохие. Но заживут, когда время наступит.

Я не ошибся. Слова, которые она произнесла, снова неприятно резанули слух. И даже, наверное, не слух, а то древнее мужское чувство, позволяющее моментально почувствовать обиду, злость и раздражение в женском голосе.