Антон Бутанаев - Бабушка

Антон Бутанаев

БАБУШКА

Шагает Федотка по проселку с сумкой через плечо. Пылит проселок, по небу тучи расплываются, пахнет чебрецом. Тихо и нет никого вокруг. Федотка не смотрит по сторонам, и вверх не смотрит - не приучен. Федотка под ноги глядит, выполняя волю отца, чтобы не спотыкаться. А кругом безветренный июль, пруды с русалками, полынь да конопля. Кругом поезда на восток и на запад, молодые красивые девушки, которые... хотя нет, об этом чуть позже. Но все равно, даже без молодых и красивых, даже без просто молодых, даже без просто девушек романтики кругом вдовлоь. Вот она, на железнодорожной насыпи, там, где проедет через час поезд "Владивосток-Москва", и другой, "МоскваВладивосток", только в другую сторону. Романтика волновала и будоражила Федотку, и, честно говоря, мешала ему жить, мешала шагать по проселку с сумкой через плечо.

Родители Федотки были людьми веселыми. Момент его, Федотки, зачатия, пришелся у них как раз на какой-то шумный праздник с принятием различного горячительного. Пахло винными парами, как в раю, если бы он был создан Богом-алкоголиком. Было весело и приятно, и к тому же все разошлись. А на следущее утро Федотка уже существовал, клетки его делились и размножались. Еще через некоторое время он родился и повзрослел, с бельмом на глазу и с трудом подбирая слова. Волосы, как солома, торчащие в разные стороны, взгляд под ноги, чтобы не спотыкаться, и несколько десятков слов, чтобы скрасить и упростить себе существование, чтобы не считали немым. Вот и весь портрет.

В трех разных направлениях от Федотки, на разных расстояниях стояли три здания, три дворца, три королевства: монастырь, зона и банк. В километре к югу от Федотки - монастырь, в пяти на северо-восток - зона, а делеко назад, километров с тридцать к северу, в городе - банк. Во всех этих местах бывал человек по имени Иван Петрович, тот, кто был Федотке приставлен сверху. Федотка знал уже, что у всех есть или должен быть такой приставленный сверху человек, и считал, что это в порядке вещей. У всех, КОМУ приставляют. А другие, КОТОРЫХ приставляют, имели, соответственно каждый своего Федотку. И когда Федотка резво ковылял по городу за Иваном Петровичем, имея возможность не смотреть себе под ноги, а смотреть на Ивана Петровича спину, он успевал замечать разных людей вокруг. Какие-то были похожи на него и Ивана Петровича, это были, как запомнил Федотка, "мужчины". В таких случаях Федотка пытался определить, приставляют ли их к кому-нибудь или приставляют к ним. Но никогда не успевал - быстро менялись картины в городе, даже когда стоишь на месте, а если еще и за Иваном Петровичем надо поспевать, то и вовсе ничего не разберешь. Но попадались еще и люди другого сорта - этих Федотка знал как "женщин", "девушек", так его учили. В них Федотка вообще ничего не мог понять. То они казались ему все разными, то наоборот, как будто у них у всех одно лицо. И это каким-то странным образом зависело от погоды, и от Ивана Петровича. Вернее, что от чего зависело, Федотка не знал. Но тем не менее чем солнечнее было на улице, тем больше разных женщин видел Федотка. И чем менее страшен был Иван Петрович, тем сильнее разнились женщины в Федоткиных глазах. А Иван Петрович временами бывал очень страшен. "Ну и правильно, его же приставляют", - думал Федотка спокойно.

Сейчас Федотка шел в монастырь. Монастырь был женский, но Федотка этого не знал, как не знал и того, что монастырям принято различаться на женские и мужские. Не знал так же Федотка и о том, что и зоны различаются по половому признаку, и что та зона, где бывал он с Иваном Петровичем, тоже была женской. А если мимоходом вспомнить про банк, то следует признать, что и там женщин имелось некое достаточное количество. Честно говоря, Федотка вообще плохо отличал зону от монастыря - и там и там его провожали на кухню и кормили кашей, иногда с маслом. Зона даже нравилась Федотке больше - тамошняя повариха, обширная женщина со шрамом на щеке, время от времени гладила Федотку по голове, называла его "морячком", и изредка просила его принести угля для печки. А после того, как уголь Федотка приносил, говорила ему, что он "мужик", и давала добавки. В монастыре было похуже - там Федотку садили одного за стол, и смотрели на него то с жалостью, что Федотка просто ненавидел, то просто никак, как будто Федотки здесь вообще не было. Казалось, можно было и заорать, и разбить вдребезги тарелку с кашей - ничего не помогало от монастыря. Как-то раз Федотка проверил - и правда, ничего не изменилось, только потом, вечером, Иван Петрович дал Федотке подзатыльник. Так, не сильный, профилактический.