Андрей Цунский - Неприличные истории

Надев синий костюм, синюю рубашку, переливчатые, от рыжего до черного колера, штиблеты, и наодеколонившись обильно снаружи и слегка изнутри, купил у армянина на рынке (куда только не приедет армянин по делам торговым!) букет каких-то цветов. И пошел объясняться в чувствах. Дама приняла его гнусно- кокетливо, сказала, что за ней нужно поухаживать, по возможности ей понравиться и дать ей ,наконец, подумать, а он стерпел, потому что последний раз ухаживал за женщиной, когда учился в восьмом классе, а методы ухаживания почерпнул из анекдотов про поручика Ржевского и демонстрировавшихся разъездными киномеханиками фильмов, преимущественно комедий. И все-таки чем-то он эту толстую кассиршу привлек, ибо она не прогнала его и даже попросила заходить еще.

Бурный роман обсуждался всей бригадой. Коллеги подбадривали влюбленного и даже не отпускали в его адрес соленых шуток - герой мой был человек наивный, но добрый и уважаемый, да и по пьяни в глаз мог заехать качественно. И когда стало ясно, что кульминация событий еще впереди, а стройка заканчивается, бригадир Серега Калкасов сказал ему так:

- Я тебя, Михалыч ( имя его так нам и неизвестно), понимаю. В твои годы бобылем маяться и мотаться туда- сюда не фонтан. Но как оно еще повернуться может, кто знает. Ты тут оставайся, мы в Таз двинем, а место я для тебя в бригаде всегда найду. Так что, ежели что - держи хвост пистолетом. Приму всегда с дорогой душой.

Бригада уложилась и уехала. А оставила после себя , как водится, сорок га выжженной тундры и здание какого-то управления в поселке. В управление перешла работать роковая кассирша. Михалыч остался и вдруг наткнулся на непостижимое.

Михалыч видел глухие палаточные поселки и большие города. Он строил черт знает что и умел очень много. Но впервые в жизни он встретил место, где не нужны ни каменщики , ни бетонщики, ни сварщики, ни монтажники, ни сантехники (какая на фиг канализация в условиях вечной мерзлоты и за двести пятьдесят кэмэ до ближайшего города!) Единственная специальность, которая могла его прокормить в этом месте, включала в себя всего понемногу и называлась пакостно и унизительно - "разнорабочий". Но чего только не сделаешь из-за любви. И позабыв про свои шестые и седьмые разряды, Михалыч начал новую жизнь.

Новые приятели пили много. В общаге жили с ним в комнате еще пять человек, и керосинили они вдумчиво, сурово и беспощадно. Михалыч пил в меру, для настроения, с соседями жил мирно, но порознь - менять друзей, да еще каких друзей, на пятом десятке не так легко. Стал ходить в библиотеку, читать "Крокодил" и "Вокруг света", поражаясь в последнем тому, что оказывается есть на свете места, где ему не доводилось бывать.

Работа его тяготила своим отсутствием. Он лишился покоя - раньше он свою банку принимал заслуженно - теперь она становилась пыткой. Ему и прежде случалось тянуть по граммульке из пузыря, растягивая его на весь день, но прежде хмель был легок и грел на ветру, помогая вкалывать. Теперь пьянка шла сама по себе, а работы почти что не было. Кассирша принимала ухаживания, но решительно никуда не торопилась. Тоска стала входить в привычку.

Драматический конец истории приближался неумолимо. Однажды пришло написанное корявым почерком письмо от Сереги Калкасова. В бригаде у них беда случилась - погиб по пьяни приятель старый, самый старший в бригаде, алкаш горючий , но и мастер на все руки. Уснул в колее, вездеход на гусеницы намотал. Так что в бригаде дырка, и ох, как нужен Михалыч, ох, как нужен.

А Михалычу в тот день дело поручили. Очки в сортире гудронить.

И был тот сортир особенный, вечномерзлотный, и устроен он был так. В подвале дома оборудовали бетонный бункер-приемник, в потолке коего проделаны были отверстия, обитые жестью. И стала жесть, разъедаемая специфической влагой, изрядно ржаветь. Завхоз принял решение очки прогудронить.

Развел Михалыч костерок, согрел гудрон в бочке, из тряпок и палки квоч изготовил, а потом корявыми печатными буквами написал объявление следующего содержания: "В ТУАЛЕТ НЕВХОДИТЬ ВЕДУТСЯ РАБОТЫ". Вздохнул свежим воздухом напоследок, и с ведром горячей черной гущи ступил в бункер.

Первые два отверстия приходились на мужское отделение. Там все прошло без сучка, без задоринки. Прогудронил, вышел на волю, покурил, взял новое горячее ведро и пошел себе обратно. Третье очко оформил, как надо. И уже заготовился четвертое обрабатывать. И тут на него сначала потекло, а потом упало...