Лекси Ф: Gone

В лагерь он поехал со второй смены. Мы с вами, в общем, готовы признать, что Витя был еще глуп и молод, и все случилось так, как и должно было случиться: совершенно стереотипно.

На зарядку их строили в определенном порядке: вожатый второй смены был педант, и даже с утра устраивал построение: сначала девочки, потом мальчики, и все по росту; далее полученная колонна определенным образом разворачивалась при входе на стадион, и перед Витей неизбежно оказывалась впереди метрах в трех Стелла Иванова, девочка с длинными волосами.

Витя Ухолкин оценил ее еще давно (так ему казалось, по крайней мере). Высокая и стройная, очень красивые волосы. Длинные ноги. Лица Витя оценить полностью пока не мог, но в своих туманных рассуждениях признавал его очень правильно сформированным и где-то в общем в его вкусе. Двигалась Стелла на зарядке легко и красиво, хотя и не с большей охотой, чем остальные... Вообще, сильных крупных девиц Витя не любил, подобный тип он называл "лошадь". Здесь было нечто совсем другое: Стелла казалась высокой и "хрупкой" в то же время; Витя интенсивно отыскивал поэтические сравнения для ее стройной фигуры и красивых длинных волос... В общем, на зарядке он чувствовал себя несколько приятнее, чем его товарищи.

Тем временем процесс в неискушенном Витином сознании продолжался. Всех девочек он сравнивал теперь со Стеллой, как с этаким эталоном, и постоянно убеждался в ее превосходстве над остальными. "Да нет", - думал Витя, - "Просто она действительно лучше других, я хладнокровно выбрал ее, и это совершенно естественно. Если я увижу кого-нибудь лучше, то сразу это оценю и сделаю правильный, трезвый вывод..." Но все эти доводы не в силах были уже что-то изменить, и постепенно все четче обрисовывалось убеждение, что лучше Стеллы никого быть не может, и это убеждение прочно вставало в центр всего мира... Витя этому еще не верил, он верил в свой трезвый расчет, и тому подобные вещи, но само состояние ему уже нравилось - постоянно думать о НЕЙ, вспоминать фрагменты ее лица и любоваться ей самой, вспоминая каждую мелочь. Все существование было теперь подчинено одному - жить, чтобы думать о ней и видеть ее: это развлечение ему нравилось, по крайней мере ничем подобным раньше он не занимался. Все отношение к лагерному режиму совершенно изменилось: например, ненавистная зарядка стала теперь самым приятным занятием за весь день. Засыпая, он начинал разговаривать сам с собой: несколько раз убедительно доказывал сам себе, насколько она красивая девочка ("Ты просто не понимаешь, какое у нее прекрасное лицо..." И следовали детали). Лица ее вскоре он уже просто вспомнить не мог, возникали лишь отдельные фрагменты: оно слилось с его восприятием, стало "нулевой точкой". Он обнаружил однозначное соответствие Стеллы с его ранее разработанным идеалом: он всерьез был уверен в этом, хотя на самом деле, по-видимому, сам идеал незаметно совместился со Стеллой.

И вдруг Витя спохватился. Произошло это очень просто: он внезапно вспомнил слово "любовь". Именно это слово, которое раньше ему казалось глупым и ненужным, и которого он раньше избегал в своей речи. Вспомнив, Витя немного подумал, и с ужасом обнаружил, что это, кажется, где-то как-то, наверное, и есть оно самое...

Витя испугался. Он попытался доказать себе, что все зависит только от него, он ни в кого не влюбился, это все просто так, и он может спокойно забыть ЕЕ и думать о другой девчонке.

Но ничего не получалось, никакие убеждения и уверения не помогали. Он снова замирал сердцем, когда видел ее, она нравилась ему до потери сознания, он просто не видел ничего, кроме нее, это было неизлечимо...

И Витя сдался. Он признался себе, что ЛЮБИТ ЕЕ, и это слово, раньше казавшееся до ужаса гадким, теперь постоянно было в его мыслях. Ощущение было удивительным и прекрасным, Витя упивался им, и блаженствовал, повторяя уникальную общеизвестную фразу из трех слов, или имя: "Стелла, Стелла, Стелла, Стелла, Стелла..." Ее имя, заметим, довольно странное и неестественное, казалось ему верхом совершенства.

Однако первая, созерцательная стадия прошла, и Витя все больше задумывался, чего же ему сделать, чтобы и Стелла обратила на него внимание. Просто рассказать кому-нибудь о своем чувстве (тем более ЕЙ!) Витя никак не мог, ему казалось, что его все засмеют и он этого не выдержит. Даже если бы кто-нибудь об этом догадался, он просто сгорел бы от стыда, и одни мысли об этом приводили его в ужас. Надо было как-то понравиться ей самой, и Витя готов был приложить к тому все усилия.