Кока Феникс - Пеликаниана

Однако, время шло, и, когда пыль рассеялась, то перед ней появилась пара старушек, сидящих на поваленной колоде и гоняющих по воздуху берeзовыми вениками комаров.

- Чево ж ты, сягодни, ета такая?! - Так чево, саседи жа, неприятна! - А кагда, сказывал, приедуть? - Сказывал, на днях. - И что, бундозером? Бундозером, - со смаком подтвердила одетая в плюшевый зипун, - сказал, что приедет и сваротит это свиное рыло.

- Так там жа живуть! - Ну что ж, что живуть?! Они ж па-чeрнаму. В это время Наташа, идя мимо, оказалась совсем близко, и бабки, хищно уставившись на неe, заткнулись. Но одна, конечно, та, что в зипуне, не выдержала и зашипела:

- Смотри, расфуфырилась! Им хоть кол на голове теши, всe равно свои жопы мужикам выставлять будут! Вот ужо завтра их бундозером па етай жопе! злорадствовала бабка.

Наташа, конечно, сначала вспыхнула от такого беспролазного хамства, и хотела было выпотрошить этих обезьян с шелухой. Но, вспомнив любимую поговорку своей мамы, которую Роза Карловна обычно употребляла в отношении еe Андрея, она стоически прошла мимо, только крепче закручивая бeдрами. Кровь ещe стучала в висках вместе с этою сакральной фразой.

- Не тронь говно, - повторила Наташа последний раз и вслед за этим в еe голове отчeтливо произнеслось:

"Вот ужо завтра бундозером па етай жопе!" И тут же она неприятно вспом

нила весь предыдущий разговор этих обезьян. "Да что ж это выходит?!" - переполошилась Наташа. - "Не может быть! Но почему тогда все уехали, и мы одни? Даже эта сука смоталась! Неспроста..."

Наташа развернулась и, не теряя девической стати, заспешила домой.

* * *

Андрей начал подозревать домашние лестницы. Не нравились они ему. Уж слишком много здесь на лестницах случилось. Холодильник тогда упал. Правда, это и плюс тоже. Ну, теща, ясно. Собаке - собачья смерть! А вот последнее происшествие уже не хорошо. Последнее же происшествие заключалось в том, что Андрей поднимаясь по лестнице и на секунду остановившись, вдруг потерял себя. И во-вторых, совершенно. Мир стоит, с места не трогается, каждая тварь цветeт и пахнет, а его нет. То есть абсолютно, даже остатков. Только подсознание, что, вот, должен быть такой Пеликанов Андрей, прямо здесь и сейчас, а оказывается дырка. Он даже покрылся какою-то липкой жидкостью, типа клея. Причeм, это чувствует, а самого нет как нет. "Андрей!" - позвал он себя, и тотчас появился. Стоит на лесенке, дышит. Живой.

- Андрей, - бесился Андрей, сидя в подвале. - Ну что Андрей! Андрей и Андрей. Держи бодрей! Ведь ничего. Совсем ничего. Имя одно, абстракт. Не от имени же я завишу! Я - это я! А Андрей? Ну, повторю я сто раз Андрей, и превратится оно в ничто! С таким же успехом я могу быть и Наташей. Почему нет? - улыбнулся Андрей. - Или Розой Карловной. Нет, Розой Карловной лучше не надо! - даже засмеялся он от удовольствия. - Но, в сущности всe равно чепуха. Представим, что у меня вообще нет имени, и не было никогда. Ведь это запросто! Вот я иду, абсолютно необозначенный, никаких Андреев, вне всякой истории, просто прохожу по лестнице. И кто идeт, зачем идeт, куда? Ха, - рассмеялся Андрей. - Ха! Взяли! Надо будет сказать Наташе, что у меня нет имени, и тогда... О-о-о, - он вдруг ощутил жуткой силы боль, промчавшуюся поперeк желудка и сверкнувшую искоркой. Ещe одна, ещe, появлялись перед глазами и кружились, радостно блестя, серебрянные точки. А живот сгорал. Андрей огляделся. На полу вокруг него валялась банановая кожура. Он поразился еe обилию и пересчитал.

- Десять! - застонал он от боли и закусил руку. А желудок вспучивало и взрезало. В животе шла революция. И даже сюда долетали раскаты баталий. В воздухе нестерпимо пахло банановым.

"Что делать?" - носился вокруг покоящегося объекта Андрей.

И тут его осенило. - Сейчас, хлоп! Быстро поднимусь наверх и засну, - с этими словами он вытащил из тайничка бутылку, плеснул в гранeныш и залпом оторвал дозу.

В животе стихло. Андрей задул спешно свечки и вышел из мастерской.

* * *

Уже подходя к лестнице Андрей почувствовал неприятный озноб в спине. Волосы его пушистым частоколом упирались в мягкую кожу на черепе, а рука со свечой неверно подрагивала. От этого по стенам волновались и дрожали тени. И даже, чeрт с ними с тенями - Андрей чувствовал, что на лестнице что-то есть. Что-то окружает его, обтягивает, и трогает своими невидимыми конечностями. Всe заполнено этой вязкой массой. Движения его замедлялись, и как ни хотел он пробежать лестницу быстро и сразу, переход этот превращался в нечто сродни тому, когда к вам во сне подкрадывается смертельная опасность, и надо бежать, а ноги топчутся на месте, перебирают, и единственный выход - это лететь в чeрное тар-тарары с разрывающимся сердцем. Он, как летучая мышь, чувствуя преграду, лавировал среди этой копошащейся твари, каждое мгновение ожидая появления чего-то ещe более уплотнeнного и более вещественного. Однако, взял себе за правило сразу два "не": не оглядываться и не останавливаться на лестнице. Чувствовал, что если завязнет, то завязнет окончательно. И бесповоротно. Это во сне есть ходы. А тут Вам не там. Самое страшное и безнадeжное - в середине лестницы. Если налетят, обступят, засиропят, вляпаешься с ними - тогда ходу нет. Поближе к перилам - это да! Когтями зацепишься, рванeшь - любая бокситка - к чертячьим потрохам!