Кока Феникс - Пепойдека

Метр Ритмович закричал и очнулся. "Бросать курить!" - было первою мыслью. "Это знамение!" Потом окликнул своего соседа, но никто не ответил, и он решил хоть потешить глаз латинскими буквами. Взглянул на полку и... обмер - коробки как не бывало! Он вскочил, холодный от страшного предчувствия. Оглядел всe купе, но ни коробки, ни соседа не было. "Ага, - торжественно пробормотал Метр Ритмович, - и этот исчез! Хорошо!" Он дeрнул ручку двери и зацепил стоявшую тут же тросточку, но успел подхватить еe и поставил на место. Тогда попугай проскрипел под чехлом: "Cauchemar!" - Молчи, заорал на него Пепойдека. Но опомнился, посмотрел на себя в зеркало, хмыкнул, поправил волосы и открыл дверь. От проводницы он узнал, что господин Карпентьер рано утром сошeл с чемоданчиком на какой-то станции, и больше не появлялся. Метр Ритмович вернулся в купе. Было ясно как день, что его обнесли. "Но кто? Да кто! Эка загадка! Да, но почему оставил трость и попку? Да не унести было, хоть и паук и паутину искусно наплeл, а лапок-то не восемь, а четыре! Сука!" - подумал Метр Ритмович и загрустил. "Что он скажет Наташе? И как жить, на что?" Но поезд подкатывал к Петербургу. Он молча оделся, подхватил громоздкую, но лeгкую клетку, вонзил пальцы в рукоятку тросточки и растаял в Петербургской метели.

Через несколько времени Пепойдека ввалился в прихожую и топтался на месте, стряхивая снег с башмаков и платья. Наташа выбежала на знакомое фырканье, да так и рухнула, увидев огромного мужика с холeной бородкой и русой курчавой гривой волос. Метраша захохотал и, подхватив Наташку, закружил, зацеловал, втащил в спальню и закричал: "Я соскучился по тебе!" Но она, недоумевая и хмурясь, спросила что с ним. Он объяснил, что это вроде пластической операции, и теперь он будет таким всегда, а ей надо привыкать. "Но я не хочу, - возразила она. - Я любила тебя другого, каким ты был". "Да я такой и есть, как был, только принял свой настоящий вид, который соответствует моему образу жизни и желанию!" - "Не знаю, - сказала она и добавила, - извини, мне надо привыкнуть. Я так сразу не могу..."

Пепойдека списал это на потрясение, и только много позже вспомнил он ту встречу...

А сейчас он рассказывал Наташе о краже. "Господи, какой ужас!" - прошептала она. А он фыркнул, выскочил в прихожую, содрал чехол и внeс блестящую клетку. В клетке сидела огромная белая птица, и, покачиваясь на жeрдочке, не то сипела, не то стонала. Но, когда он опустил клетку на стол, то она взмахнула крыльями и застыла на жeрдочке. "Какой огромный! Не меньше метра!" - Да, метр-то как minimum. Надо измерить". Наташа принесла сантиметр, и Пепойдека протянул его вдоль тела птицы. Оказалось ровно 100. Он ликовал.

Наташа уже почти пришла в себя, но вдруг неожиданно попросила Метрашу принять прежний облик.

- Да, не могу, чудачка! Я же говорю - это как пластическая операция. Это не парик - это растeт!

Наташа заплакала, но был готов славный обед, и она вступила в права хозяйки. Плотно набив своe брюхо, Метр Ритмович вспомнил вдруг про трость, и, тряхнув тяжело головой, вышел в прихожую. Отдуваясь от принятого внутрь, он произнeс: "Кад, у, цей", и, сияя, оперся на тросточку. Потом, сменив ноги лeгким прыжком, завертел еe между пальцами и, играючи, бросил Наташе. Она поймала железку и рассматривала. Работа была шикарная, и, может быть, стоила эта вещь не меньше, чем покраденное video. Вокруг чeрной гладкой и почти зеркальной поверхности тонкими струйками цвета электра ползли к ручке две змеи, и заканчивались бронзовыми подставками для пальцев в виде головок кобр. Каждую головку украшал солнечный диск.

- Это урей - царский символ, - объяснил Метраша. - А этот дядечка с голубой головой - бог Птах и опирается на знаки "жизнь", потом "крепость", а вот "сила". Очень удобный набалдашник.

По левую и правую руку Птаха застыли два крылатых Скарабея из мутного голубого камня. В лапках у них были зажаты знаки вечности, а на головах покоилось по полумесяцу. Трость была ни легка, ни тяжела - в самый раз, и доставляла удовольствие всякому, кто брал еe в руку. Чeрное тело еe было, как бы покрыто чешуeй, и в то же время казалось абсолютно гладким. Она грациозно сужалась книзу, и рассматривать еe так же доставляло удовольствие.

Метраша и Наташа так увлеклись, что крик птицы заставил их вздрогнуть. Они вошли в комнату. На жeрдочке между блестящими прутьями, вытянув голову и раскинув крылья, шипел попугай. Белый цвет его оперения поражал неестественной чистотой и переливами на свету.

- Есть хочет, - сказал Пепойдека, - а чем кормить: ума не приложу. Впрочем, здесь есть какая-то дрянь, но вряд ли надолго хватит.