Кока Феникс - Пепойдека

Немного успокоившись, Лигурин прогнусавил: - Да, мне тоже кажется... дольше он, как правило, ничего не говорил. Но для поддержания беседы этого вполне хватало.

Тем более никто не возражал. Тогда Метр Ритмович предложил отметить это событие. Ученики не поняли. Пепойдека торжественно открыл портфель и достал бутылку мадеры. За посудой дело не стало. В каморке стояли в ряд семь фарфоровых чашечек в виде слоников с выгравированными литерами "А.К.".

- Чтобы это могло значить! - веселился Метр Ритмович. - Ну, всe равно, что бы ни было, это совпадает с названием моего любимого романа - "Анна Каренина".

- А-а-а-а-а, - стройным хором затянули ученики. Накрывали на стол. Пепойдека оглядывал своих учеников. Дима Дикарев, как сумасшедший, барабанил по столу, что-то завывая. Белки совершенно застывших глаз отливали зловещей голубизной. То было его обычное состояние, и поэтому никто не обращал внимания. А поначалу Метр Ритмович не раз был вынужден одeргивать его. К тому же он недолюбливал Диму, потому что всегда встрянет и начнeт копаться в знаниях учителя. А так ли это, а так ли то, а вот мне сказали...

То ли дело Силен Бараныч! Вот уж, хоть и нехорошо так говорить, ссы в глаза - всe Божья роса. Скажи ему, что будем Манифест Ком. Партии читать на греческом - так, ей Богу, поверит и даже не спросит, зачем ему этот манифест. Хороший ученик!

Ну, Лигурин, понятно! Остался как-то после уроков, подошeл сам и говорит: "Давайте, я вас провожу домой", - и голову на грудь к учителю склоняет.

Это было очень неожиданное предложение, и Пепойдека не отказал, хотя и не знал, как вести себя. Гомосексуальные отношения он любил только на бумаге, в текстах. А в жизни не понимал их прелести. К тому же у него была подруга.

И всe же... Всe же он глубоко переживал своe равнодушие к мальчикам. "Почему, - думал он, - мой учитель понимал это, а я, вот тоже учитель, а не понимаю?"

Думал и мучился. Кроме этого обстоятельства жизнь его протекала вполне по античному образцу. На службу он не ходил, а всe свободное время посвящал чтению древних и пированию с друзьями. Трудно сказать, на что больше уходило времени, но было весело и благородно. А не для этого ли он родился?! И всe же...

Как сейчас перед глазами обычная картина. Все возлежат в удобных позах. Каждый из присутствующих привeл с собой юношу. Шутки, смех, вино течeт рекою, юноши в коротких хитонах подносят воду. А Пепойдека лежит один и серьeзно трогает струны своей кифары. Называли его тогда Терпандром. Начинал он дорийским ладом. Слушатели замирали. А распорядитель объявлял первую чашу - чашу жажды. Обычно после этого начинался агон гимнастов. Смуглые, стройные мужи выходили на ковeр и играли мускулатурой. Терпандр держал дорийский лад. Вторая чаша принадлежала веселью. Выпивали, награждали победителя первого агона и начинали гонять по кругу анекдоты. Терпандр невозмутимо наигрывал. Он вообще участвовал только в двух агонах: в лирическом, где он был единственным претендентом, и поэтому всегда победителем, и в алкоголическом, где природные данные неведомым образом выносили его на гребень славы и почeта среди настоящих ценителей жизни. Третью чашу пили в честь наслаждения. Тут Терпандр ударял фригийским, и в дело шли юноши. Он считал, что, как поэт, может пережить всe развeртывающееся у него перед глазами, и отражал это своими горячими произведениями. Наконец ахейцы утомлялись, и распорядитель объявлял: "Четвeртая чаша принадлежит безумию!" Терпандр умолкал на дорийском, и избранные пили в полной тишине. Наступало время серьeзного разговора. Юноши замирали у ног покровителей, а мужи, понемножечку сбрасывая с себя опьянение и одурение табака, принимались за обсуждение вопросов важных и жизненно-необходимых, например, о принадлежности перу великого слепца 5-й или 10-й песни "Илиады". Шумели, ругались. Но было за что: победитель этого агона, олимпионик, получал по "гамбургскому счeту": его до следующей пирушки снабжали деньгами на еду, алкоголь и табак в таких размерах, которые он сам назначал. Самое же главное - он имел право на бесцензурную публикацию в первых страницах их собственного детища - журнала "Ахейский Ренессанс". А это, конечно, слава! Отроки смотрели на олимпионика всегда с раскрытыми ртами и облизывались. И ещe: никто не смел оскорбить победителя! В общем, всe было как в старой доброй Греции.

Но пришeл чeрный час. Статья олимпионика Пепойдеки о сомнительной необходимости третьего агона наделала шуму. Некоторые стали более сдержаны при встрече с ним, а Критий и К' просто отвернулись. И вот, на следующий пирушке его оскорбили вслух. Причeм, подставили для этого самое ничтожное создание под солнцем - Аркашку Косолапого, которого никто и не называл иначе как Ферсит. Так во всеобщей тишине и раздалось: " Misopaides ".* Только басовая струна отозвалась в теле кифары. Рука... Мелькнул в голове 265-й стих 2-й песни "Илиады" - но нет! Пепойдека провeл глазом по собранию. Все молчали - никто не собирался вступаться за честь олимпионика. Тогда он со словами: "За здоровье красавца Крития!" - выплеснул остаток вина, встал и вышел, бросив в очаг членский билет. Так он распростился со званием "Афинский муж". Но не горевал, а сумел простить врагов своих.